Дочь пирата - Гэлен Фоули Страница 2

— Идите!

Совладав с неописуемым страхом, Серафина стала пробираться к крохотному, вымощенному кирпичом дворику. Ободранная коленка отчаянно саднила, после того как Серафина поскользнулась на траве. Платье тончайшего шелка цвета тумана было разорвано почти до бедра. Каждое движение давалось с трудом. Серафину била дрожь. Тем не менее она медленно, но верно приближалась к фонтану, к звуку воды разбивающейся о камень его резной чаши.

Серафина мысленно повторяла: «Дариус, Дариус, Дариус», — словно этим надеялась удержать его при себе… Подойдя к первому повороту, она собралась с духом и заглянула за угол…

Никого. Все в порядке.

Серафина двинулась дальше уже увереннее. А в голове мелькали, сменяя друг друга, картины детства, когда Дариус постоянно присматривал за ней, успокаивал взглядом и словом. Суровый любимый рыцарь всегда защищающий ее. Однако когда она выросла, все изменилось.

«Дариус, не дай им добраться до меня!»

Впереди, слева, принцесса увидела проем в живой изгороди, там, где ее пересекала другая дорожка. Серафина на миг закрыла глаза, прочитала короткую молитву и метнулась мимо проема, бросив взгляд на открывшуюся дорожку. В двадцати футах от перекрестка на земле неподвижно распластался ничком кучер Филиппа. В лунном свете блеснула проволока у него на шее. К горлу Серафины подступила тошнота, когда она догадалась, что он задушен. Здесь прошел Дариус.

Принцесса проскользнула дальше и заглянула за угол.

Пусто!

В дальнем конце зеленого коридора уже виднелся обетованный дворик. Она почти добралась. Теперь оставалось миновать еще один разрыв в кустах на середине пути.

Принцесса повернула за угол и побежала.

Босые ноги быстро несли ее по шелковистой траве, бурное дыхание вырывалось изо рта. Скоро наступит критический момент: впереди открывался вход в центральный дворик лабиринта. Порыв ветра бросил в лицо Серафине пригоршню брызг. Облако набежало на золотистый месяц.

— Вернись, маленькая сучка! — проревел густой бас.

Серафина вскрикнула и оглянулась. Из-за угла позади нее показался Филипп.

Со всех ног она бросилась вперед, но, когда пробегала брешь в кустах, из аллейки выскочил Анри и схватил ее в охапку. Она закричала. Филипп быстро приближался. И тут тихо, как смерть, от тени отделился Дариус и волчьим прыжком атаковал ее противника.

Анри выпустил принцессу, закричал, пытаясь отбить нападение. Она рванулась прочь, услышала треск рвущегося шелка и сломя голову кинулась вперед. Серафина побежала к дворику, буквально влетела в узкий проем входа и бросилась в дальний угол.

Укрывшись в тени, Серафина молилась, чтобы Филипп пришел на помощь другу, а не устремился за ней, но не успела она договорить свою молитву до конца, как в проеме кустов показалась фигура француза.

Окинув взглядом крохотное пространство, он сразу заметил Серафину. Зловещая ухмылка исказила его красивое лицо. Широкими шагами Филипп направился к ней, грубо повернул девушку спиной к себе и приставил к горлу нож как раз в тот миг, когда во дворик вбежал Дариус.

Она прорыдала его имя.

Филипп грубо встряхнул Серафину:

— Заткнись!

Дариус замер на месте и затаил дыхание, обдумывая дальнейшие действия. Жгучий взор его черных глаз пронзал ночной мрак, словно адский огонь. Молния сверкнула над ним, на мгновение осветив с ослепительной яркостью его экзотическую красоту… И вновь все погрузилось во мрак.

Серафина, вцепившись руками в пережимавший ей горло стальной локоть, устремила на Дариуса полный веры взгляд.

— Посторонись, Сантьяго! — угрожающе прорычал Филипп. — Посмеешь приблизиться — и она умрет.

— Не будь ослом, Сен-Лоран. Мы оба знаем, что он не хочет причинять ей вреда. — В голосе Дариуса звучало холодное презрение, но поза была непринужденной. Казалось, залитая лунным светом его поджарая и широкоплечая гибкая фигура источала опасность. Одетый во все черное, он двигался с изысканной грацией хищника.

В черных как ночь глазах, прикрытых тяжелыми веками, таилась страсть. Над высоким лбом вилась грива блестящих, темных как вороново крыло кудрей. Словно высеченные из камня высокие скулы и орлиный нос дисгармонировали с чувственными полными губами, скульптурный изгиб которых нарушал горький полумесяц небольшого шрама.

Серафина не могла оторвать от Дариуса завороженных глаз, но он даже не смотрел на нее. Взгляд его пронзал Филиппа, а на губах играла усмешка.

— Я-то думал, что ты профессионал, Сен-Лоран, — проговорил Дариус тихим певучим голосом с легким испанским акцентом. — Так-то ты делаешь дела? Приставляешь нож к горлу юной девушки? Удивительно, как ваш народ терпит это? Служить человеку без чести и совести?..

— Я пришел сюда, Сантьяго, не для того, чтобы беседовать с тобой о морали, — злобно отрезал Филипп, державшийся столь же напряженно, сколь Дариус спокойно и непринужденно. — Я ухожу, и она отправится со мной.

— Если ты полагаешь, что я дам тебе уйти, то очень заблуждаешься.

— Я зарежу ее! — бросил Филипп. Дариус ответил холодной улыбкой:

— Твоему хозяину это не понравится.

Тишина накалилась, молчание стало тягостным и устрашающим. Мужчины сверлили друг друга взглядами, готовые убить и ждущие лишь первого движения противника… Серафина не могла дольше выдержать этого.

— Пожалуйста, — прохрипела она, — отпусти меня!

При звуке ее голоса угольно-черные глаза Дариуса обратились к ней. В одно мгновение она прочитала в них то, что скрывалось под его ледяным самообладанием: ярость, отчаяние… и что-то еще, более сильное…

Филипп также заметил невольно прорвавшееся чувство.

— Что я вижу! — издевательски рассмеялся он. — Неужели я случайно обнаружил слабость? Так, значит, и у великого Сантьяго есть ахиллесова пята?

Точеное лицо Дариуса окаменело. Черные глаза сузились, полуприкрытые длинными ресницами, и уставились на Филиппа, пронзая блеском ночной мрак.

— А-а, разумеется, — продолжал Филипп, забыв об опасности. — Помнится, кто-то говорил мне, что ты был телохранителем Серафины, когда она была совсем крошкой.

— Опусти оружие, — угрожающим шепотом потребовал Дариус.

— Прочь с дороги!

— Отпусти принцессу! Твой единственный выход — сдаться. Люди твои мертвы, и ты прекрасно знаешь, что нужен мне живым.

— Хм, Сантьяго свирепеет, — насмешливо заметил Филипп. — Он, видимо, очень привязан к тебе, моя дорогая.

Эти слова ранили Серафину больше, чем все остальное.

— Ты делаешь хуже для себя, Сен-Лоран. Я вспомню, как ты дразнил меня, когда позже мы поговорим с тобой о твоих сообщниках и о данных тебе приказах.

— Ах, Сантьяго, мне никто не дает приказов. У меня нет выхода. Я не могу явиться с пустыми руками, так что ты от меня ничего не узнаешь.