Ночь для двоих - Шерри Томас Страница 2

Спустя две недели

Мисс Элиссанда Эджертон стояла перед домом в Хайгейт-Корте. По ее большому черному зонту барабанил дождь. Август, а погода, как в ноябре.

Она улыбнулась стоявшему перед ней человеку:

— Счастливого пути, дядя. — Эдмунд Дуглас одарил племянницу ответной улыбкой — видимость приязни давно уже стала для него игрой.

«В этом доме нельзя кричать, ты поняла, моя дорогая Элиссанда? Взгляни на свою тетю. Она так слаба, что не может даже улыбнуться. Ты хочешь быть такой же, как она?» Даже в шестилетнем возрасте Элиссанда точно знала, что не хочет быть похожей на тетку — бледное, вечно хлюпающее носом создание, больше напоминающее привидение, чем нормального человека. Она не понимала, почему у тети глаза всегда на мокром месте. Но всякий раз, когда по лицу тети Рейчел начинали течь слезы, превращавшиеся в полноводные потоки, или когда дядя Эдмунд обнимал жену за плечи, чтобы проводить в спальню, Элиссанда ускользала из дома и бежала прочь. Ее сердечко гулко колотилось от страха, отвращения и злости, которая жгла ее, как тлеющие угли.

Ей пришлось научиться улыбаться.

— Спасибо, дорогая, — сказал Эдмунд Дуглас.

Но он не сел в давно ожидавший его экипаж. Ему очень нравились долгие проводы. Элиссанда подозревала, что для него не тайна, как сильно она жаждет его отъезда. Она еще шире растянула губы в улыбке.

— Позаботься о тете, пока меня не будет, — сказал он, поднял голову и взглянул на окно спальни супруги. В нем никого не было. — Ты же знаешь, как она мне дорога.

— Конечно, дядя.

Продолжая улыбаться, Элиссанда потянулась, чтобы поцеловать его в щеку, изо всех сил сдерживая отвращение.

Эдмунд Дуглас требовал демонстрации теплых отношений перед слугами. Не каждому человеку удается так хорошо прятать свою мерзкую сущность, чтобы обмануть даже собственных слуг. В деревне ходили слухи о скупости мистера Льюиса или о том, что миссис Стивенсон безбожно разбавляет пиво, которое выдает слугам, но о мистере Дугласе говорили только хорошее. За безграничное терпение, проявляемое им при уходе за болезненной женой, люди считали его почти святым.

Наконец он сел в экипаж. Кучер, завернувшись в непромокаемый плащ, подстегнул лошадей. Колеса громко зашуршали по гравийной аллее. Элиссанда махала рукой до тех пор, пока экипаж не скрылся из виду. Потом она опустила руку, и улыбка сползла с ее губ.

Лучше всего Вир спал в быстро движущихся поездах. Были времена, когда он садился в шотландский экспресс, следующий из Лондона в Эдинбург, только ради здорового крепкого восьмичасового сна без сновидений.

Путешествие в Шропшир было в полтора раза длиннее, причем с несколькими пересадками. Но Вир все равно получил удовольствие, тем более что перед этим по пути из Лондона в Глостершир, где он провел две недели, разыскивая план вторжения, который министерство иностранных дел умудрилось каким-то образом «потерять», ему удавалось лишь временами ненадолго вздремнуть. Задача оказалась весьма щекотливой, учитывая, что объектом вторжения была германская юго-западная Африка, а отношения с Германией оставались, мягко говоря, напряженными.

Вир исполнил свою миссию с блеском, избежав казавшегося неминуемым международного скандала, однако удовольствия от успеха не испытывал. Он вел двойную жизнь ради торжества правосудия, а не для того, чтобы помочь глупцам, не способным сохранить важнейшие документы.

Но даже когда случаи, которыми он занимался, действительно вели к торжеству правосудия, удовлетворение оказывалось незначительным и недолговечным — как слабое мерцание углей, готовых вот-вот рассыпаться в пепел. Зато изнеможение после такой работы владело им долгие недели.

Он ощущал пустоту, с которой не мог справиться даже самый глубокий целительный сон.