Обитель Синей Бороды - Вера Колочкова Страница 2

Наверное, не надо было отстранять-то. Все же Николенька теперь, вместе со своей измененной пятой хромосомой, врожденными физическими пороками и отставанием в умственном развитии – это навсегда. И она ему – мать. А Олег – отец…

Как всегда, захотелось плакать. Соня уперла локти в стол, сложила ладони ковшиком, спрятала в них лицо. Ау-ау, нету меня… Можно, я лучше сквозь землю провалюсь, чтобы не слышать мяукающего плача моего годовалого сына Николеньки? Мяукающего, разрывающего сердце плача – главного симптома генетического заболевания под названием «синдром Лежена»? Очень редко встречающегося, кстати… Редкого, но именно на их головы обрушившегося…

Все. Затих. Снова уснул, наверное. Надо слезы с лица смахнуть – нельзя, чтобы Екатерина Васильевна видела. Ничего ж не случилось особенного – подумаешь, ребенок проснулся.

Тихо скрипнула половица в коридоре – идет… Крадется на цыпочках.

– Сонечка, я ж совсем забыла. У меня же еще эклеры есть! Купила, когда гулять ходили, на улице, с лотка. Будешь?

– Нет, Екатерина Васильевна, спасибо.

Голос ее все-таки прогундосил слезно, и носом пришлось предательски хлюпнуть. Екатерина Васильевна напряглась, но в лицо Соне не глянула, лишь затараторила быстрым шепотком:

– Да ладно, погоди отказываться. Эклеры свежайшие, сами в рот просятся! Ты же любишь, я знаю! Давай, давай… И чайник еще горячий. Нельзя организму в сладком отказывать, для нервной системы вредно. Ну, хоть половинку съешь.

Выложила перед Соней эклеры на тарелочке, подлила в чашку чаю. Села напротив, преданно улыбаясь:

– Ешь.

А что делать – пришлось. Хоть и противно стало во рту от приторно-сладкого. Екатерина Васильевна удовлетворенно кивнула, заговорила тихо:

– Сегодня массажистка к Николеньке приходила… Сказала, что хорошая динамика есть. Говорит, хорошо бы потом, попозже, его на Мертвое море свозить, солями полечить. Как думаешь, это очень дорого?

– Думаю, да.

– Ничего. Вы же с Олежкой работаете. У него зарплата приличная, еще и повышение по службе обещают. Да и у тебя, надеюсь, дела в гору пойдут.

– Ну, когда они еще пойдут… У меня мало практики наработано. Все клиенты только Самуила Яковлевича хотят, никому адвокат без опыта не нужен.

– Ничего, Сонюшка, ничего… Это вопрос времени. Все как-нибудь образуется, вот увидишь. И с Олежкой у вас образуется, и с Николенькой… Я, кстати, когда он сегодня спал, в Интернет заходила, интересную статью нашла о том, как в американских клиниках таких детей адаптируют. При хорошем уходе многие симптомы уже через год исчезают. Там даже фотографии деток с синдромом Лежена есть – пятилетних, десятилетних. И знаешь – детки как детки! Симпатичные все, улыбаются! И глазки такие осмысленные. Главное, пишут, нельзя руки опускать! Но мы ведь не опускаем, правда?

– Да. Мы не опускаем. Только жаль, не в Америке живем. Здесь никому, по большому счету, до таких детей дела нет. Твой ребенок – твои проблемы. Каждый за себя, одним словом. Да чего я вам объясняю, вы и сами все понимаете…

– Ну-ну… Не впадай в пессимизм, Сонечка. Мы еще поборемся за Николеньку. Вы с Олежкой молодые, здоровые, при хорошем образовании, все у вас впереди! Заработаете денег, поедем потом в европейские клиники.

– Врожденные изменения пятой хромосомы ни одна клиника не поправит, Екатерина Васильевна. Мне кажется, лучше постараться привыкнуть к правде, чем обманывать себя ложным оптимизмом. Принять все как есть.

Соня вдруг услышала себя будто со стороны – голос чужой, с грустными назидательными нотками. И ужаснулась – кому она сейчас это назидание втолковывает? Женщине, которая изо дня в день проводит время с ее больным сыном? Которая ринулась на амбразуру, чтобы освободить ее от материнских обязанностей? Выпустила на волю, как птицу из клетки? О господи! Как жестоко звучит – освободила от материнских обязанностей.

Но ведь и в самом деле – освободила. Когда она сына видит? Убегает утром в свою адвокатскую контору – он еще спит. Вечером возвращается – уже спит. А Екатерина Васильевна тут одна с ним крутится весь день. Потом корвалол пьет. Тяжело. Вон, как за этот несчастный год сдала, совсем в старуху превратилась, за собой следить перестала. Под подбородком дряблый мешочек повис, а раньше его не было. И волосы стала убирать в жалкий сухой хвостик на затылке, не идет ей совсем. Надо бы хоть на парикмахерскую ее уговорить, пусть в выходные сходит.

Свекровь, будто прочитав ее мысли, суетливо огладила себя по лицу, по волосам, улыбнулась немного заискивающе:

– Завтра пятница, Сонечка… Скоро выходной. У тебя будет выходной, или какие-то дела намечаются?

– Нет, Екатерина Васильевна, в субботу ничего не будет.

– Ага. Ну, вот и замечательно. Сходите куда-нибудь с Олегом, развейтесь, отвлекитесь немного. Вы же нигде не бываете!

– Нет-нет! Давайте я лучше вас на пару дней освобожу. Вы ж безвылазно дома сидите, вам же тоже… Вон, в парикмахерской сто лет не были.

– Ой, да на что она мне, эта парикмахерская? И так сойдет.

– Ну, тогда просто погуляйте, по магазинам пройдитесь. На субботу погоду хорошую обещают… А еще лучше – в театр! Я же помню, как вы раньше театр любили!

– Да бог с тобой, Сонечка, куда уж мне. Еще чего придумала – театр! Собираться, одеваться, хлопотать-ехать куда-то… Нет у меня на это сил. Да и желания тоже, если честно.

– Ну, тогда просто поваляйтесь на диване с книжкой… А я с Николенькой погуляю. А потом, когда он уснет, обед приготовлю. Вы завтра ничем не занимайтесь, я в субботу сама все домашние дела переделаю. И белье поглажу. Я видела, там целая гора накопилась.

– Ладно… Будет день, там и поглядим.

Екатерина Васильевна вздохнула, поморщилась, вяло протолкнула ладонь под левую грудь, свободно и некрасиво обвисшую под тонкой трикотажной майкой.

– Да, Сонечка, поваляться бы мне не мешало… Что-то у меня сердце в последнее время с ума сходит. То колотится, как бешеное, толчками, то болью болит…

– Так надо к врачу, наверное? Кардиограмму сделать.

– Можно и сделать, отчего ж не сделать. И лекарства попить можно. Да только сама ж понимаешь – все без толку… Психосоматику никакими лекарствами не обманешь. Думаешь, я не переживаю за вас с Олежкой, за Николеньку? Еще как… А главное, страшно боюсь вас подвести…

– В каком смысле?

– Да в прямом, Сонюшка. Умереть боюсь. А умирать мне никак нельзя – сама ж говоришь, не в Америке живем. Ты права, здесь, по большому счету, никому до наших семейных проблем дела нет. Каждый сам за себя. Вот и боюсь оставить тебя без поддержки.

Соня сразу и не нашлась, что ответить. Все равно, что ни скажешь, будет звучать пафосно. Вроде того: ничего, мол, поживете еще… Глупо как-то. Но не уговаривать же ее не умирать, в самом деле. Неестественно все это как-то выглядит.