Трудный возраст 2 - Яна Лари Страница 2

Отцовских перепелов я практически не помню, мелким был. А потом, лет с шести, беспредельничал в пансионе. Думал, если буду несносным, меня оттуда скорее заберут. Ну или хотя бы с позором выставят. Просчитался. Меня исправно наказывали, но ни одна проделка не покинула стен кампуса.

– Ну что, какие планы на сегодня? Сына уже видел? – меняет он тему.

– Пока не успел, обустраивался.

Нервно барабаню по панели взятой в аренду машины. О том, сколько времени стою у здания театра и не решаюсь выйти, стыдно кому-то сказать. У меня нет плана. Не представляю, как это будет.

– Игрушку пацану купи.

Усмехаюсь зло закуривая. Молчал бы…

Мне ты уже покупал «игрушку»…

– Откуда мне знать, что он хочет? – выдыхаю с дымом и не могу сдержать сарказма: – Может, ты знаешь?

– Консультант в детском отделе подскажет… Но ты всё равно ориентируйся на себя. Бери то, на что глаз «загорится».

Затягиваюсь до шума в голове. В груди ломит.

Марину он мне по тому же принципу выбирал?! Тоже глаз загорелся?

– Созвонимся. У меня дела.

Отключаюсь. Фильтр жжёт пальцы, гашу его. С нажимом веду по лицу горячими ладонями.

Мне невыносимо тесно в собственном теле, изнутри разрываюсь криком. Но я запираю в себе свою злость, надеваю солнцезащитные очки и выхожу из машины.

Порыв ветра толкает в грудь, будто прогоняет. Шагаю во двор, чувствуя, как дикий хохот прошлого закладывает уши. И Марина снова вгоняет в меня свой яд, обольщая влюблённой улыбкой.

В этот момент я её ненавижу за обезумевший грохот в груди, за то, как остро взрывает нетерпением, за то, что ни черта не забыто! Годами эту тягу адскую не могу в себе загасить.

Её дом изменился. Уютное кружево занавесок заменили безликие жалюзи, вместо искажённого радиопомехами блюза гремит попса. Стены те же, но из них будто вынули душу.

– Марина дома?

Девочка-подросток щурит правый глаз, разглядывая меня.

– Она здесь больше не живёт. Дом продан.

– А подруга её? Не помню имя… – Щёлкаю пальцами, кивая на соседний двор.

Девчонка флегматично выдувает жвачку.

– Не знаю. Летом здесь никого не бывает.

– Понятно. Не подскажешь новый адрес Марины?

– Не-а. Может, ты маньяк, – улыбается она бесстрашно и нагло из-за забора.

Проще было у отца узнать. Но хочется самому…

– Нормальный я.

– Маньяки именно так и говорят. Кто потом со мной будет заниматься английским?

Достаю из кармана бумажник, показываю купюру.

Тонкие пальцы цепко выхватывают взятку.

– А может, ты представился поклонником… – задумчиво размышляет мерзавка. – В моём возрасте все такие романтичные дуры! Стоит услышать про любовь, и мозг отказывает.

Закатываю глаза, протягивая ещё одну купюру, иначе мариновать меня здесь будут ещё долго.

– Я очень пылкий, умирающий от любви поклонник.

– Записывай… – хихикает алчно.

Вбиваю адрес в навигатор. Проложенный путь приводит меня в элитный район города.

Удивлённо разглядываю новостройки, зелёную зону во внутреннем дворе, современную игровую площадку с огороженным полем для баскетбола. Для матери-одиночки с преподавательским окладом нехилые перемены.

В холле консьерж. От него узнаю, что Марина уехала, ещё не возвращалась.

В машине на меня накатывает дикий хохот. Нервы сдают. Курить и ждать, когда она появится…

До зубного скрипа знакомо…

В бардачке лежит бутылка виски. Для полноты картины осталось надраться. Но с ней ребёнок, а перегар не лучший спутник при знакомстве с сыном. Мельком проскальзывает мысль, что я что-то важное забыл и не сделал. Распирающий ком в груди не даёт на чём-либо сосредоточиться. Эмоциональный взрыв выжигает из меня всё остальное.

Марина, как и всегда появляется эффектно. Как удар под дых. На брутальном немецком внедорожнике, при виде которого раненый зверь во мне свирепо скалится!

Контрольный удар настигает меня с осознанием, что она сидит с пассажирской стороны. Какой-то кудрявый франт выходит первым, помогает ей выйти.

Кто он такой вообще?! Водитель? И мне хотелось бы так думать, но – нет…

Судя по дорогому костюму – скорей всего поклонник.

Намеренно громко хлопаю дверью, чтобы привлечь к себе внимание. Кудрявый бросает на меня равнодушный взгляд и ныряет на заднее сидение.

Я открыто фокусирую внимание на застывшей изваянием Марине.

Откровенно скольжу взглядом по её телу. Она неуловимо изменилась…

В руке охапка полевых цветов, венок из них же на голове… Белая ткань сарафана обтягивает грудь, на пару размеров больше, чем я запомнил. Пальцы покалывает от спонтанного желания узнать её нынешнюю тяжесть, сравнить с тем, что запомнилось. Это была первая грудь, которую я трогал. На ощупь, в полной темноте… на кураже, в полубезумстве гормональной эйфории…

В моих руках побывало достаточно женских тел. Ощущения давно притупились, не вызывая прежнего восторга, но сейчас смотрю на проступающие через ткань соски, и фантомный терпко-сладкий привкус её помады вяжет язык, будто коктейль, который я имел однажды дурость попробовать. Это когда айриш крем сворачивается от сочетания с соком лайма, превращаясь во рту в настоящий бетон. Мой язык сейчас точно так же прирастает к нёбу.