Амелия. Повёрнутое время - Фэн Тезий Страница 2

Первым делом гувернантка известила воспитанницу, что много кушать, спать, говорить и улыбаться – это чрезвычайно вредно для здоровья. Лишняя еда забивает кишечник, долгий сон – провоцирует возникновение пролежней, продолжительная болтовня утомляет язык и горло, а улыбка приводит к растяжению кожи на лице, отчего потом непременно возникнут отвратительные морщины. У самой мисс Торндайк как раз были такие глубокие морщины, особенно когда она недовольно поджимала губы, но ведь ей приходилось много говорить, чтобы научить «несносных детей» уму-разуму.

Если свои губы учительница ещё и могла признать несовершенными, то всё остальное в себе она считала идеальным и говорила, что добьётся такого же совершенства от Амелии. Девочка очень боялась этого. Ей совсем не хотелось становиться такой же старой, худой и костлявой, как мисс Торндайк. Часто воспитанница подбегала утром к зеркалу и разглядывала своё отражение: не появились ли у неё морщины и впалые щёки, не стала ли кожа сухой и желтоватой, как у гувернантки, не превратились ли её вьющиеся рыжие волосы в прямые, редкие и полуседые.

Пока таких изменений с ней не произошло, но мисс Торндайк обладала большим опытом и завидным упорством. Из пухленькой, румяной и весёлой девочки она довольно быстро сделала худую, бледную и грустную. Спать малышке разрешалось не больше пяти часов. В её спальне и комнате для занятий окна были всегда распахнуты настежь даже в лютый мороз. Ходить и сидеть полагалось с идеально ровной спиной, говорить и смотреть в глаза собеседнику, только когда разрешат, читать и учить наизусть требовалось не меньше двадцати страниц текста в день.

На завтрак гувернантка приносила ребёнку кусок хлеба и молоко, разбавленное водой; на обед – пару ложек варёных овощей или супа; на ужин не полагалось есть ничего. При такой диете Амелия должна была бы скоро превратиться в ходячий скелет, обтянутый кожей, но слуги как-то умудрялись подкармливать девчонку, хоть гувернантка глаз с неё не спускала. К самой же мисс Торндайк прислуга относилась с презрением, слишком уж высокомерно вела себя учительница, считая себя выше по социальному статусу по сравнению с горничными и кухарками и постоянно подчёркивая это обстоятельство.

На самом деле, гувернантка сильно завидовала служанкам – они имели больше свободы, чем она, могли отдыхать после работы, заниматься своими делами, болтать между собой, кокетничать с мужчинами. Сама мисс Торндайк родилась в семье пастора. Отец держал её в строгости и, приходя домой после службы, рассказывал ужасные истории о своих прихожанах. «Каждый грешник получает по заслугам, – твердил он, гневно сверкая глазами. – Миссис Паркс, блудница, вся покрылась язвами и гниёт заживо! А, почему? Потому что, вероятно, изменяла своему мужу Эмосу! А скряга Лесли Филдс давно не ходил в церковь и не оставлял пожертвования – вот и лишился трёх пальцев на правой руке! Молись, Джорджия, дочь моя! Молись, как в последний раз! Гони от себя мысли грешные, ибо за них придёт скорая расплата! Посмотришь на мужчину – ослепнешь, скажешь что-то плохое – лишишься языка!»

В детстве мисс Торндайк часто молилась исступлённо до глубокой ночи, иногда засыпая прямо на полу. Её вера в нравоучения отца была так велика, что даже, став взрослой, Джорджия ещё долго боялась смотреть на мужчин. Впрочем, они тоже не стремились проявлять к ней интерес. Она никогда не отличалась особой красотой, старалась не улыбаться и при общении с представителями сильного пола тут же замыкалась. На лице у мисс Торндайк словно навсегда застыло недовольно-брезгливое выражение.

Получив прекрасное образование, Джорджия сразу устроилась на службу гувернанткой, стараясь выбирать работу с проживанием. Она не хотела жить в родительском доме. Отец к тому времени совсем выжил из ума, и девушке приходилось содержать его и свою мать.

Где бы ни приходилось работать мисс Торндайк, везде слуги относились к ней недружелюбно. Хозяева тоже не питали к учительнице нежных чувств. Хоть она и была хорошо воспитана и образована, но всё же являлась наёмной работницей, а, следовательно, была ниже по статусу и обращаться с ней следовало соответствующе. Часто и воспитанники гувернантки выказывали ей своё неповиновение и даже враждебность, особенно если они были чрезмерно набалованы своими родителями, прощавшими им любые выходки. С Амелией мисс Торндайк в этом плане повезло больше. Отец практически перестал интересоваться девочкой, и гувернантка могла поступать с ней так, как считала нужным.

За любую провинность, будь то даже неучтивый взгляд или недовольный вздох, мисс Торндайк строго наказывала воспитанницу: била её по пальцам, плечам и спине костяной ручкой своего зонтика, отчего возникали болезненные синяки, запирала в пыльном тёмном чулане с пауками или лишала скудного обеда. Рыжие кудрявые волосы девочки гувернантка самолично со всей силы стягивала в тугой узел и заставляла прятать под чепцом или шляпкой.

Частью воспитательного процесса были не только различные наказания, но и постоянные словесные унижения. Мисс Торндайк была убеждена, что похвала или одобрение вызывают в ребёнке завышенное самомнение и лень, а вот чем чаще называть девчонку «лентяйкой», «грязнулей», «тупицей» и «мерзавкой», тем больше она будет прилагать усилий к исправлению своих пороков.

Каждый месяц гувернантка отчитывалась перед нанимателем об успехах его дочери. Он внимательно слушал, но сам Амелию не навещал. До сих пор он не мог отойти от внезапной смерти жены, а дочь была слишком похожа на неё, и незатягивающаяся рана в душе снова начинала «кровоточить», напоминая о потере любимой. Мистер Ричардс занимал высокий пост в министерстве. Он постоянно был в разъездах, уходил в работу с головой, видимо, это помогало ему забыться и отвлечься от душевных мук.

Амелия редко встречалась с отцом, хоть они и жили под одной крышей. Иногда она видела его на лестнице второго этажа возле перил, когда они с мисс Торндайк возвращались с воскресной службы из церкви. Мистер Ричардс словно дожидался их прихода. Амелии всё время казалось, что он окрикнет её по имени, а потом спустится по ступенькам вниз, подхватит на руки и прижмёт к себе… Но отец всегда разворачивался и уходил в свой кабинет.

Однажды Амелия допустила ужасную ошибку. Как-то по весне, в один из погожих воскресных дней, они с гувернанткой возвращались домой. На улице было так солнечно и тепло, что даже мисс Торндайк ворчала меньше обычного. Девочка вошла в свой дом в прекрасном настроении и сразу заметила фигуру отца, стоявшую на лестнице, что вела на второй этаж. Он был на самой верхней ступеньке, но Амелия могла бы поклясться – на лице папы явно читалась радость, когда он увидел дочь. Он даже развёл руки в стороны и шагнул на ступень ниже. Конечно, малышка не смогла сдержаться. Она так долго ждала этого!

Амелия выпустила ладонь гувернантки из своих пальчиков и кинулась к лестнице, путаясь в подоле длинного пальто. Мисс Торндайк крикнула ей вслед что-то недовольное, но девочка уже скакала вверх по ступеням в объятия отца. Она видела, точно видела, как резкие черты на лице отца становятся мягче. Он улыбнулся ей. Ещё немного… Несколько ступеней… Девочка вытянула руки вперёд… И тут вдруг, обгоняя её, словно нечто живое, по лестнице пронеслась тень. Амелия успела заметить, что тёмное полупрозрачное нечто имеет отростки, похожие на щупальца. Тень скользнула к отцу, затенила его лицо, и девочка с ужасом заметила, как оно разом начинает каменеть, становится снова безразличным и угловатым.