Путешествие оптимистки, или Все бабы дуры - Екатерина Вильмонт Страница 2

Какое кошмарное слово «накопитель»! И почему нас надонакапливать? Чего ради?

Чтобы не поддаться клаустрофобии, начинаю разглядыватьпопутчиков. Время позднее, самолеты компании «Эль Аль» летают глубокой ночью,что не слишком удобно, однако, говорят, у них самолеты надежней, а я, честнопризнаться, побаиваюсь летать. Да и сервис у них якобы неимоверный. Что ж,посмотрим! Напротив меня сидит мужчина лет под шестьдесят. Интеллигентноеприятное лицо, усталое и доброе. И в то же время есть в этом лице что-то оченьмужское, что-то, от чего я вся подбираюсь и лезу в сумочку за пудреницей.Идиотская привычка! Смотрюсь в зеркальце – кошмар! Под глазами круги отбессонных ночей – последние три ночи я совсем не могла спать от нетерпения. Всемои сорок с немалым хвостиком сразу заметны, хотя обычно я выгляжу моложе своихлет. Но тут же я гордо решаю, что плевать хотела на всех мужиков, хватит, пораи честь знать. Решительно убираю пудреницу. Очень нужно! Небось сейчас явитсяего супруга. Я так и вижу ее – ухоженная дамочка лет за пятьдесят. Но нет,никакой дамочки. Краем глаза слежу за ним – надо же как-то отвлечься от идеи«накопления». И по выражению его лица я вижу, что он прекраснейшим образомпонял все мои манипуляции. И смотрит на меня с затаенной усмешкой и, кажется, содобрением. Интересно, что он во мне одобряет? Я верчу головой, делая вид, чторазглядываю других пассажиров, а сама из-под ресниц разглядываю его. Это жеигра! Что ж, недурное начало путешествия. Он хоть и сидит, видно, что высокий.Широкие плечи и густые темно-седые волосы. Глаза светлые, серо-голубые, икакая-то в них искорка, которой – ей-богу же! – не было пять минут назад.Подумать только! Я вновь подбираюсь и быстро достаю из сумки газету – такудобнее за ним наблюдать. Старая дура, говорю я себе. Но ведь это же интересно,сама себе отвечаю я. Он тоже пристально смотрит на меня, без всяких уловок.Похоже, я ему приглянулась, хотя вид у меня, по-моему, жуткий. Честнопризнаюсь, он мне тоже нравится… И тут объявляют посадку. Все моментальносбиваются в кучу, и я теряю его из виду. Несколько шагов по какой-то трубе, ивот я уже в самолете. Улыбающиеся стюардессы рассаживают пассажиров. Ага, вот имое место. С ума сойти – он уже сидит у окна. В голове у меня проносится, что,с одной стороны, это хорошо, а с другой – не очень. Я рассчитывала немногопоспать и мысленно подготовиться к встрече с Дашей, а теперь не больно-топоспишь рядом с таким. Вдруг я во сне открою рот и вид у меня будет глупейшийили, не дай бог, начну храпеть! Вот ужас-то! Нет, придется взять себя в руки ине спать. Ничего, отосплюсь на том свете! Он с милой улыбкой – ах, какаяулыбка! – предлагает мне сесть к окну, если я хочу. Я великодушноотказываюсь. Очень надо! Ночью все равно ни черта не увидишь, а выбиратьсяпридется через него, если приспичит. Глаза у него смеются, такое впечатление,что он читает мои мысли. Сажусь, сразу пристегиваю ремень. Он тут же обращаетсяко мне:

– Давайте знакомиться, как-никак нам вместе лететьбольше трех часов. Викентий Болеславович Корблинский.

– Кира Кирилловна Мурашова.

– Кира Мурашова? Вы, часом, не художница?

Боже, вот это слава!

– Я художница, но откуда вы меня знаете? Я не так ужзнаменита.

– Вы иллюстрируете детские книги?

– Да.

– Я покупаю и читаю книжки своим внучкам и всегдаобращаю внимание на иллюстрации. И ваши мне ужасно нравятся, в них много юмора,для детских книг это важно.

– И не только. Попробуй у нас прожить без чувстваюмора… Но у вас, похоже, с этим все в порядке.

– Да вроде бы… А куда вы направляетесь, в Тель-Авив?

– Да, а вы?

– В Реховот. У меня там сестра. А у вас кто вТель-Авиве?

– Дочка.

– Боже, сколько же лет вашей дочке?

– Двадцать.

– Не верится что-то. Уж больно вы молодо выглядите.

Врет, подлюга, но приятно!

Тем временем самолет уже начал взлетать. Красивыестюардессы, ни слова не знающие по-русски (идиотизм, неужели в Израиле малокрасивых девушек, говорящих по-русски? Или это нарочно делается?), разносятнапитки со льдом и орешки. Уже приятно. Вообще, славное начало путешествия – сидишьсебе со стаканом ледяного грейпфрутового сока и мило беседуешь с очаровательнымспутником, который к тому же знает тебя как художницу. Во сне не приснится!Кстати, сна ни в одном глазу, хотя уже почти два часа ночи. Интересно, кто онтакой? Если ТТ, то я пропала. ТТ на нашем с Алевтиной языке означает «тихийтехнарь». Мы обе уже давно пришли к выводу, что для жизни и любви годятсятолько тихие технари. Тихий технарь в нашем понимании – умный мужик безхудожественных претензий. Уж слишком часто мы с нею обжигались нахудожественной интеллигенции, а посему – да здравствует техническая! К тому жея лично предпочитаю не понимать то, чем мужчина занимается. Так легче поверитьв его значительность.

– Простите, а кто вы по профессии?

– Архитектор.

Архитектор? Интересно, это как считается, технарь или нет,ведь архитектор – это почти художник, но, с другой стороны, если архитекторвполне может быть художником, то художник архитектором – нет. Тут нужно ещетехническое образование, следовательно, его можно отнести к технарям. Но тихийли? Впрочем, в его возрасте уж наверное тихий, внучкам книжки читает…

Слово за слово, и мы уже болтаем «не покладая языка», какговаривал мой отец. Такое ощущение, будто мы знакомы сто лет. Тем временем намприносят то ли ужин, то ли завтрак, не поймешь. Вкусно и занятно. Мой соседвесьма галантен. Не придерешься. Смотрю на часы – два с лишним часа пролетелисовсем незаметно. Надо бы наведаться в хвост самолета. Давно пора. Смотрю насебя в зеркало – ужас! Пудра осыпалась, помада съедена, тон облупился. Ну ирожа! Хорошо бы умыться, но тогда потечет тушь. О, да здесь полно всякихсалфеток, можно спокойно протереть лицо и освежиться. Плескать в лицо водой –аэрофлотовский анахронизм. А тут знай наших! Привожу себя в порядок, но тон решаюне накладывать, а то опять облупится чего доброго. Главное, чтобы глазаблестели, а они, надо заметить, блестят себе! Викентий… Интересно, как егоназывают – Кеша или Вика? Викентий, Жукентий… Жукентий – это мой обожаемый кот,оставленный с Алевтиной. Наверное, он поляк, – не кот, разумеется, аархитектор.

Возвращаюсь на свое место. Викентий сидит как приклеенный.Надо же, до чего крепкий мочевой пузырь… А может, у него трудности смочеиспусканием, да нет, похоже, он вполне хорошо себя чувствует. Господи, чтотолько не лезет в голову бабе в моем возрасте! Особенно хорошие мысли дляначала романа… Какого романа, окстись, матушка, тебе ближе всего к пятидесяти,одергиваю сама себя, но ведь теперь все возрастные представления изменились, апочему бы и нет, вон Алевтина уже полтора года пребывает в состоянии жгучегоромана, да и у меня самой вроде как роман с Юрой, правда, от этого романа ужепопахивает плесенью, ему явно не хватает воздуха. Алевтина утверждает, что ясама виновата – слишком хорошо его кормлю. «Ясное дело, – говорит она вответ на мои жалобы, – если так мужика кормить, он только и сможет, чтодоползти до койки!» Впрочем, я же решила в этой поездке не думать о прошлом.Ого! Я уже отправила Юру в прошлое? Не слишком ли быстро, Кира Кирилловна?