Пансион святой Маргарет - Элен Бронтэ Страница 2

Отцы семейств решили объявить о помолвке своих детей в тот день, когда мисс Барнс исполнится восемнадцать лет, но, увы, мистер Барнс не дожил до этого дня. Траур, конечно же, отодвинул счастливый для обеих семей день, а вскоре после того, как Томас Барнс лишил семью ее достояния, его мать получила от миссис Моффат письмо с известием о предстоящем венчании Барни и некой мисс Линд, дочери нынешнего владельца поместья Барнсов, которое должно было стать приданым мисс Линд.

Эмили весьма снисходительно отнеслась к известию о вероломстве своего предполагаемого жениха, в конце концов, они не были связаны словом, а нынешние стесненные обстоятельства ее семьи делали девушку непривлекательной невестой. Миссис Барнс негодовала гораздо дольше, ее сетования, перемежающиеся приступами рыданий, несколько недель можно было слышать по всему дому, к вящей досаде Маргарет.

Итак, надежда на брак Эмили растаяла, и миссис Барнс решила, что лучшим выходом будет найти дочери какой-нибудь способ зарабатывать себе на жизнь. Таким образом достигались сразу две цели – Эмили уедет, что, несомненно, сделает Маргарет более снисходительной к капризам свекрови, и миссис Барнс не придется мучиться угрызениями совести из-за того, что она так скверно позаботилась о будущем дочери.

Кузина миссис Барнс, миссис Фанни Пэйшенс, состояла в приятельских отношениях с директрисой одной весьма престижной школы для девочек, пансиона Святой Маргарет. Именно протекция тетушки позволила мисс Барнс получить место учительницы рисования, так кстати освободившееся после того, как молодой учитель был заподозрен директрисой в неподобающем поведении, а именно – в ухаживаниях за одной из старших учениц, девушкой из родовитой и состоятельной семьи.

Школа Святой Маргарет была расположена в Роттингдине, неподалеку от Брайтона, что делало это место очень привлекательным для заботливых родителей, имеющих возможность вывозить своих дочерей на курорт во время каникул.

Чтобы добраться до своего нового дома, Эмили потребовалось полтора дня, и все это время она раздумывала о том, какой прием ожидает ее в конце пути. Тетушка Фанни не отличалась добротой и сердечностью, и Эмили опасалась, что ее подруга, директриса миссис Аллингем, окажется еще более суровой и властной женщиной, не склонной быть снисходительной к маленьким слабостям других людей и потакающей своим собственным.

В своем письме тетя Фанни прямо указала, что Эмили не стоит брать с собой модные туалеты и шляпки, учительница должна выглядеть скромно и вести себя благопристойно. У мисс Барнс еще сохранились темные платья, которые она носила в последний период траура по отцу, их-то она и взяла с собой. Но отказаться от любимого зеленого платья с отделкой из бархатного шнура она бы не смогла и уложила его на дно своего сундука. Кто знает, может, ей придется иногда бывать в обществе, и она не должна выглядеть бедной просительницей, пытающейся проникнуть в светский круг, к которому она и без того принадлежала по праву!

Про Эмили никто никогда не говорил, что она красива, но хорошенькой ее считали многие. Довольно густые каштановые волосы, отливающие медью на солнце, круглые щечки и чуть вздернутый носик, усыпанный веснушками – вечный повод для недовольства миссис Барнс, – черты, каковыми если и нельзя гордиться, то уж, во всяком случае, стыдиться их нечего. Некоторую незаурядность образу мисс Эмили добавляли глаза, выразительные, темно-серого цвета, выдававшие подчас ее мятежные мысли, а иногда придававшие девушке мечтательно-задумчивый вид. И то, и другое, впрочем, столь же сильно не нравилось ее матери, как и веснушки.

– Юная леди должна быть спокойной, рассудительной и в то же время послушной и почтительной к мнению старших. Как ты могла с таким насмешливым выражением лица смотреть на преподобного Хилла, – возмущалась миссис Барнс. – Пусть в его речи повторяются одни и те же истории, но они поучительны и, уж конечно, полезнее тех глупостей, что нашептывал тебе этот повеса Джервис, а ты внимала им с таким видом, будто он вот-вот встанет перед тобой на колени и сделает предложение!

На эти и им подобные замечания Эмили обращала мало внимания, что казалось ее матери и брату недопустимым легкомыслием, но, пока Эмили не бунтовала против предложенной ей партии, эти мелкие промахи ей прощались, тем более что покойный отец находил свою дорогую девочку весьма сообразительной, а ее высказывания – забавными и не лишенными проницательности, в отличие от тяжеловесных острот Томаса.

Теперь же, Эмили прекрасно это сознавала, ей придется и в самом деле стать покорной чужой воле, если она хочет устроиться на новом месте и понравиться живущим в пансионе Святой Маргарет.

– Надеюсь, среди преподавателей есть хотя бы одна девушка моего возраста, – размышляла Эмили под неровный перестук колес дилижанса. – И я смогу с ней подружиться. Боюсь, мне будет тяжело с моими ученицами, у меня никогда не хватало терпения подолгу общаться с детьми! Да к тому же они занимались со своим учителем уже почти два месяца и успели начать какую-то работу, и мне придется теперь приспосабливаться к его манере преподавания, а я ведь совсем не знаю, какие приемы он использовал!

Экипаж тетушки Фанни поджидал Эмили у дилижанса, чтобы отвезти в Роттингдин. Эмили однажды была в Брайтоне с родителями и по дороге с удовольствием рассматривала знакомые места. Сезон уже закончился, улицы опустели, но одинокой путешественнице, утомленной долгим пребыванием в обществе матери и семьи брата, во всем виделась прелесть новизны.

В своем письме миссис Пэйшенс приглашала племянницу переночевать в ее доме в Брайтоне, но Эмили вежливо отказалась. Ей не хотелось еще на один день отдалять встречу со своим новым пристанищем и предаваться волнению в душной комнатке, обычно предлагаемой тетушкой Фанни своим гостям. Уж лучше сразу узнать как можно больше о пансионе Святой Маргарет, даже если новые знакомства не окажутся приятными, чем запутаться в предположениях, основанных на болтовне тетки.