Замок на скале - Симона Вилар Страница 2

Ральф сразу засуетился, швырнул ложку и выбежал, на ходу плеснув на себя похлебкой. Он всегда был неряхой, не то что щепетильный франт Гуго – царство ему небесное, бедняге… Генри Стаффорд вздохнул. Он лежал под теплыми одеялами из волчьих шкур на широкой деревянной кровати. Сбоку располагался камин, от которого тянуло теплом, напротив – два узких окна в неглубоких нишах, а между ними, в простенке, распятие. Стены были голые, но пол устлан буро-рыжими козьими шкурами. Под одним из окон стоял низкий столик с флаконами, пучками трав и глиняной ступкой для растирания снадобий. К кровати было приставлено тяжелое кресло, в котором ранее восседал Ральф, а у стены виднелся обитый кожей сундук, на котором была сложена стопкой одежда герцога и его меч. Камни на рукояти меча красиво мерцали, отражая пламя камина. Это было драгоценное оружие. Клинок из дамасской стали покоился в богатых ножнах кордовской кожи, украшенных филигранными накладками из серебра. Генри обрадовался мечу как старому доброму приятелю.

Вернулся Ральф, взбил подушки, усадил герцога поудобнее и принялся кормить его мясным отваром с хлебом. Хлеб он размачивал в отваре и осторожно подносил герцогу ложку.

– Вы четыре дня пребывали в беспамятстве. Бредили, временами даже говорили по-валлийски. Видно, решили, что вы в Брекноке, и все звали старую Мэгг.

– Где же мы?

– Вы разве не помните? Барон Майсгрейв отбил нас у Дугласов и привез в свой замок Нейуорт. Это место еще называют Гнездом Бурого Орла.

Генри кивнул. Да, теперь он вспомнил. Это тот Майсгрейв, которого за подписание договора об англо-шотландском перемирии требовал доставить к нему Яков Шотландский и проклинал аббат Мелроза.

– Этот Майсгрейв, он что, разбойник?

– О, что вы, сэр Генри! Это настоящий лорд, с которым сам герцог Нортумберлендский считается. И он спас нас, хотя граф Ангус и грозился камня на камне не оставить в Гнезде Орла. Пришлось вмешаться самому Перси. Он был здесь и даже посетил вас, но вы были в беспамятстве.

– Перси побывал здесь?

– Да, да! Он с Дугласом враждует испокон веков и как узнал, что шотландец готовится напасть на Нейуорт, тотчас прибыл, чтобы помочь Майсгрейву. Я уж было решил, не миновать нам сидеть в осаде. Да слава Всевышнему, вмешались отцы церкви. Епископ Йоркский Роттерхем отправил специальное послание королю Якову – мол, его лорд нарушает Господне перемирие. К епископу присоединилось и духовенство Шотландии, так что Дугласу пришлось повернуть свои войска вспять, пустив на стены Нейуорта стрелу с запиской, что, дескать, будет еще время поквитаться с Майсгрейвом. Вам он тоже угрожал и клялся, что отомстит за Молнию.

– Молнию? За какую молнию?

– Известное дело. Это его конь. Смею заметить, что этого неотесанного графа не так взбесило то, что вы приударили за его женой, как то, что вы увели его любимого жеребца.

– Экий вздор! Ну и отдали бы ему этого коня.

Ральф, однако, от этих слов вдруг пришел в крайнее возбуждение.

– Силы небесные! Сэр, что вы такое говорите! Молния – лучший скакун во всей Шотландии, и теперь он ваш по праву.

– Из-за этого коня одни неприятности. Да будь у него хоть рог во лбу и крылья за спиной, как у коня Персея, он не стоит того, чтобы из-за него лилась кровь.

– Как раз кровь-то и не лилась. И пусть лучше Дуглас кипятится из-за лошади, чем вопиет о своей поруганной чести.

Но Генри уже и думать забыл о шотландской красавице, за которой он попытался приударить во время своего пребывания послом при дворе Якова Шотландского. Перед Бэкингемом стоял образ дамы, врачевавшей его, и он тотчас спросил о ней Ральфа. Оруженосец просиял:

– Это леди Майсгрейв. И пропади я пропадом, если она одна не стоит всех шотландских леди, вместе взятых. Но упаси вас Бог, милорд, повести себя с ней, как с Марджори Дуглас. Тотчас вам придется иметь дело с самим бароном, а он – гроза Пограничья.

Генри хмыкнул:

– Помилуй Бог, я еще и не видел толком этой леди, а ты уже трясешься от страха. Я вижу, люди в этих краях просто невежи, если они не позволяют оказывать внимание их дамам.

– Милорд, я заклинаю вас!.. – Голос Ральфа был совершенно серьезен. – Вы не должны ничего предпринимать хотя бы из уважения к человеку, который спас вам жизнь!

Генри никак не отреагировал на слова оруженосца. Он вспомнил, как рассмеялась леди Майсгрейв, когда он сказал, что хочет ее поцеловать. Или ему показалось, что он это сказал?

Он поудобнее устроился среди подушек. Белье пахло мятой и еловой хвоей. После еды он почувствовал себя гораздо лучше, и его стало клонить в сон. Поэтому он лишь вяло пробормотал, что у него и в мыслях нет ничего подобного, и, отвернувшись к стене, моментально уснул.

Он проснулся, когда белесый молочный свет уже лился сквозь круглые мутноватые стекла. Откуда-то долетал благовест колокола. Было слышно, как на стенах сменяется стража. Угли в камине остыли и подернулись пеплом. Генри подтянул одеяло до подбородка, повернулся на спину и долго лежал, разглядывая темный потолок, опирающийся на древние дубовые балки.

Из соседнего помещения доносился зычный храп Ральфа Баннастера. Скрипнула дверь, но никто не вошел, хотя за дверью явственно слышалась какая-то возня. Генри слегка повернул голову и, опустив веки, стал наблюдать сквозь сетку ресниц.

Дверь приоткрылась немного шире, и Бэкингем увидел темноволосую головку ребенка. Малыш с опаской заглянул в покой, потом обернулся и внятно прошептал:

– Он спит! Идем же, не бойся.

Он осторожно переступил порог – карапуз в зеленом, опушенном мехом кафтанчике, лет четырех-пяти. Волосы его падали до плеч, а из-под темно-каштановой, до бровей, челки на Бэкингема с любопытством глядели удлиненные, слегка раскосые ясные сине-зеленые глаза.

Следом за ним в комнату прошмыгнула девочка немного постарше. Хорошенькая, как ангел, с волнами рассыпавшихся по плечам белокурых волос, длинными густыми ресницами и неожиданно темными глазами.

«Красотка будет необыкновенная», – сразу же отметил про себя Генри.

Девочка испуганно взглянула на кровать, где лежал герцог, и попыталась удержать малыша:

– Не надо, Дэвид. Мама будет сердиться, если мы потревожим больного.

Когда она говорила, ее пухлые, как спелые ягоды, губы забавно надувались. Она была в том возрасте, когда девочки становятся нескладными и угловатыми, как кузнечики.

– Дэвид! – громким шепотом окликнула она, но мальчишка уже обежал кровать герцога и опустился на корточки возле меча Генри.

– Смотри, Кэтрин, какой красивый! Точно сам Экскалибур – меч короля Артура [2].

Дэвид присел на корточки и осторожно провел пальцем по ножнам.

Генри лежал, притворяясь спящим, но с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться и не вспугнуть малышей.