Опасные игры - Карина Хэлли Страница 2

^Тогда

Девочка лежала на заднем сиденье ржавого родительского фургона, считая минуты и разглядывая зелёные пятна от воды, расплывавшиеся на потолке. Будь у неё мобильник, вести счёт времени было бы намного проще, тем более что у девочки были трудности с математикой. Можно было обвинить мать – во многом можно было обвинить мать – в том, что девочке всю жизнь приходилось учиться на дому, и в одиннадцать лет она всё ещё мучилась со сложением и вычитанием. Но, по мнению матери, хорошо считать требовалось только награбленное. Ну а сейчас девочка считала секунды. Прошло уже больше четырёх минут с того момента, как её родители вышли рука об руку навстречу холодным огням большого дома. Девочка не знала даже, где конкретно они находятся, знала только, что в Миссисипи. Она чувствовала запах с болот. Человек, к которому пошли родители, был, кажется, другом её матери, но девочка не была в этом уверена. Время от времени мать что-то говорила об этом Трэвисе. В последние несколько недель она часто раздражалась. В конце концов сделала несколько звонков, надела своё «особенное» платье со слишком глубоким декольте, заставила мужа влезть в костюм, затащила девочку в машину. Они отправились на обед к этому её старому другу, и ей нужно было, чтобы девочка кое-куда пробралась, пока он развлекает гостей.

Сначала девочка возмущалась. Дело было не только в том, что она взрослела и у неё появлялись свои представления о морали, не вязавшиеся с миром, который её родители давно оставили; они уже несколько лет не совершали ничего нелегального. Отец работал в казино, их маленькая квартирка в Галфпорте стала для неё домом настолько, насколько у неё мог быть дом. Родители сказали ей, что с махинациями покончено, и они постараются вести нормальную жизнь ради маленькой дочери. Во всяком случае, они так сказали.

Но у матери были свои причины, причины, которых девочка не понимала. Если этот человек, Трэвис, был другом матери, почему она решила его ограбить? Если он жил в таком роскошном доме с мраморными колоннами и фонтанами, почему нельзя было просто попросить у него денег? Ещё одна причина, по которой девочка сомневалась в словах матери. Никаким он был не другом.

Она просто отправила дочь к нему прямо в когти.

Когда время подошло, девочка медленно выбралась из машины, стараясь не выдать себя ни звуком, и, слившись с тенью дома, свернула за угол. Прислушалась, чтобы уловить жужжание камер или щёлканье датчика движения, но, к своему облегчению, ничего этого не услышала. Быстро и тихо добралась до огромного сада; подстриженная трава сияла в свете луны. Застыла за благоухающим кустом, посчитала, сколько окон сюда выходило. Нужно было через второе окно пробраться в спальню, потом выйти из неё и свернуть в первую дверь налево. Там находился сейф; код был записан стойким маркером на тыльной стороне её потной ладошки.

Откуда её мать узнала пароль, девочка понятия не имела. Она давно уже перестала задавать матери такие вопросы.

Она взобралась на узкую раму замёрзшего окна. Задвижка легко поддалась, как и обещала мать.

Потом девочка будет часто вспоминать этот эпизод – свою нерешительность, луну за спиной. Будет вспоминать, что у неё был выбор, проходить через это или не проходить. Она могла убежать обратно в машину, сказать родителям, что передумала. Но страх и гордость мешали глупой маленькой девочке услышать голос инстинкта. Она тихо открыла окно и забралась в дом.

Когда она наконец вышла оттуда, её жизнь изменилась навсегда.

Сейчас

Яркое голубое небо, грубый пустынный пейзаж, бесконечный асфальт впереди.

Осталось только выбрать музыку.

Несколько дней назад в номере отеля «Колорадо» я составила так называемый «пустынный плейлист» и теперь его включила. Из колонок зазвучал «Roadhouse Blues» группы The Doors, и я улыбнулась. Тёплый бриз отбросил мои волосы назад.

С тех пор как я в Огайо опустошила толстый бумажник Сергея, прошло два месяца. Два месяца пути, два месяца мелкого вранья. Два месяца, как мои длинные, светло-рыжие от природы волосы сменил короткий чёрный боб. Два месяца, как я с трудом сводила концы с концами, но деньги всё равно кончились. Два месяца, как я стала Элли Уотт.

Два месяца, прежде чем я решилась вернуться домой. Скажем так, в единственное место, которое считала домом.

Мне всегда нравилась пустыня, и при виде древовидных юкк, растущих на меловых скалистых камнях, я ощутила знакомую радость. Ту же радость, какую чувствовала, завершив очередную аферу. Такое, конечно, случалось со мной чаще, чем приезд в долину Коачелла. Аферы удавались мне хорошо. А вот быть собой удавалось гораздо хуже.

Но я выбросила всю эту ерунду из головы и завела двигатель. Кукушки-подорожники выпрыгнули из кустов мне навстречу, подняв маленькими ножками целый столб пыли, тут же осевший на морщинистый асфальт. Ни души, ни машины на много миль отсюда. Только я, и Джим Моррисон, и безграничная даль. Бесконечное небо, палящая жара, жестокое солнце, кому-то помогавшее цвести, кого-то сжигавшее. Мир, полный контрастов. Как и моя жизнь.

Под любимые хиты Calexico и музыку для сёрфа я свернула по шестьдесят второй автостраде, и наконец слева от меня показался национальный парк «Джошуа-Три». И мне пришлось остановить машину, потому что меня тошнило.

Уфф. После того как меня вывернуло наизнанку, я вернулась в машину, села на пассажирское место, прижала голову к коленям. Машина щёлкнула, остановился мотор. Я старалась глубоко дышать носом. Руки тряслись, сердце колотилось в груди, будто ища выход. Оказалось куда труднее, чем я думала. Мимо с рычанием пронеслась фура, и моя машина вздрогнула. Теперь мы обе были испуганы.

Ты сможешь, Элли, сказала я себе, и собственное имя показалось мне странным. Никто не узнает, что ты приехала в город. Тебе двадцать шесть, а не девятнадцать. Ты даже внешне изменилась. Даже твоя походка стала другой. И никто из твоих одноклассников тут не живёт. Наверняка все уехали вслед за тобой.

Я ударила по бардачку, и он раскрылся. Вынула баночку с пилюлями из кавы-кавы ^[1], высыпала в рот сразу несколько. Они были лошадиного размера, но я ухитрилась проглотить их без воды. Если что-то постоянно делать, рано или поздно тело привыкнет. Пора было запомнить.

Пронеслась ещё одна машина, и мы опять затряслись. Пилюли скоро подействуют, а если нет, в бардачке лежит лоразепам ^[2]. Я пыталась избавиться от привычки к нему, когда она начала выходить из-под контроля, но сегодня можно было сделать исключение. Я боялась оказаться не в форме, когда увижу дядю Джима.

От адской жары бёдра прилипли к джинсам, а джинсы, в свою очередь, – к сиденью. Оторвавшись от него, я вновь пересела на водительское место. Сжала видавший виды руль так, что побелели костяшки, и вновь рванула вперёд, надеясь, что оставила страх у обочины, там же, где и непереваренный завтрак.