Бриллианты твоих глаз - Алекс Вуд Страница 2

А вот свирепая тетушка ехать отказалась. Тут Берти с удивлением узнал, что в этом тандеме отнюдь не она играла решающую роль. Изабель была богата, а тетушка нет, Изабель распоряжалась всем и решала, куда и зачем ехать, тетушка не имела права голоса. Берти поначалу не мог поверить собственным ушам, но вскоре убедился, что хрупкая француженка совсем не так беззащитна, как казалось на первый взгляд. Она принимала трезвые решения, здраво рассуждала и была похожа не на сказочное существо, а на вполне реальную женщину.

Сделав это открытие, Берти очень обрадовался. Значит, Изабель такая же женщина, как и все остальные, и на нее должны подействовать те же приемы. Зима в Аркрофт-Хаузе обещала быть очень интересной...

— Блюдце двигается, — вполголоса произнесла Леонарда.

Все глаза немедленно устремились на столовый прибор, белевший в полумраке. Блюдце действительно немного дернулось, но тут же вновь затихло.

— Вы слишком несерьезны, — раздраженно сказала леди Элизабет. От ее проницательного взгляда не укрылись ухмылки Берти. Старший внук порой ужасно действовал ей на нервы своим легкомысленным поведением.

Сама леди Элизабет всю жизнь была серьезна. Без тени улыбки она выходила замуж и растила детей. Смех казался ей чем-то совершенно ненужным, поэтому излишняя веселость Берти часто выводила ее из себя. Другое дело Джеймс...

Джеймс Аркрофт был любимцем бабушки. В отличие от легкомысленного брата он рос задумчивым, внимательным ребенком. В школе и университете его очень хвалили, но, получив образование, он не стал работать, а посвятил себя любимому делу — истории. Одно время Джеймс даже был членом нескольких исторических и археологических обществ, но потом отошел от них, предпочитая проводить научные изыскания в одиночку. Усилиями старшего брата семья ни в чем не нуждалась, и Джеймс мог заниматься наукой сколько душе его было угодно.

Леди Элизабет только приветствовала уединенный образ жизни младшего внука, более того, она даже настаивала, чтобы Джеймс как можно больше времени проводил в кругу семьи. В нем она видела настоящего потомка графов Кентских, с подобающим истинному аристократу складом ума и характера. Она сокрушалась про себя тому, что не Джеймс — наследник титула, а этот клоун Берти, который только и знает, что гоняется за юбками. То, что Берти содержит всю семью, в расчет не принималось...

Подобные настроения бабушки, которая фактически вырастила братьев, ни для кого секретом не являлись. Однако Берти относился к этому снисходительно и никогда не отказывал ни бабушке, ни брату в их маленьких просьбах.

— Пора, — громко провозгласила леди Элизабет. — Соединим энергию наших душ и позовем к себе обитателей загробного мира.

Тотчас все сидящие за столом взялись за руки. А Берти, который, несмотря на свое легкомыслие, считался прекрасным медиумом, вместе с леди Элизабет дотронулся до блюдца. Больше не было обмена веселыми улыбками и многозначительными взглядами. Всех охватило некое мистическое предчувствие, которое иногда посещает впечатлительных людей, да еще собравшихся в старинном замке, где до сих пор можно было встретить привидение...

Блюдце зашевелилось, стрелка дрогнула, легкий порыв ветра поколебал пламя свечей, словно и вправду в гостиную влетел бесплотный дух. Изабель вздрогнула. У нее были крепкие нервы, но это уже слишком...

— Дух Эдуарда Аркрофта, моего покойного супруга, ты ли здесь? — продолжала леди Элизабет.

Все знали, что она помешана на потустороннем общении с мужем, который ушел в мир иной около пятнадцати лет тому назад. Берти постоянно шутил по этому поводу, вызывая улыбку даже на лице непреклонной Кэтрин Уильямс, верной подруги и компаньонки леди Элизабет.

Все удивлялись этой странной дружбе. Кэтрин было всего сорок лет, и никто не понимал, что заставляет ее проводить почти все свободное время с семидесятилетней леди Элизабет. Берти часто приставал к Кэтрин с расспросами, но ей всегда удавалось отшутиться. В конце концов, ее оставили в покое, и она стала неотъемлемой частью зим в Аркрофт-Хаузе. Летом леди Маргарет обычно уезжала к морю, а Кэтрин растворялась в воздухе, намекнув, что ей необходимо проведать родственников. В начале декабря она снова появлялась в Аркрофт-Хаузе. Берти только радовался тому, что в доме есть посторонние люди, потому что зимой в замке было скучновато...

Но только не в этот раз. Столько гостей в это время года Аркрофт-Хауз не видел уже давно. Во-первых, Изабель Алмеду, приглашенная Берти. Во-вторых, новая знакомая леди Элизабет, баронесса Штайн, которую та привезла из очередного морского круиза. Если учесть тот факт, что обычно в начале декабря в Аркрофт-Хаузе были лишь члены семьи и Кэтрин, то воодушевление Берти становилось понятным. Он обожал шумные компании, и затишье перед Рождеством всегда угнетало его. Атак присутствие молодых привлекательных женщин значительно скрашивало существование графа Кентского.

— Нет, — прошептала Изабель.

Блюдце еле заметно, но все-таки дернулось, указывая на правую сторону старинного алфавита. Леди Элизабет вздрогнула и внимательно посмотрела на стол. Сомнений быть не могло, стрелка точно показывала на отрицание.

— А кто ты? — боязливо спросила леди Элизабет. Несмотря на любовь к спиритизму, она была не очень сильна в этой науке и чувствовала, что с незнакомыми духами шутки плохи.

Блюдце оживилось и выписало имя «Перигрин Кент». Джеймс с шумом втянул воздух.

— Кто это? — прошептала Изабель, повернувшись к нему. Согласно прихоти леди Элизабет, она сидела между Джеймсом и Кэтрин. Это позволило девушке кинуть вопросительный взгляд на профиль младшего брата Берти.

— Портрет, — туманно ответил он, и лишь его пальцы, прикасавшиеся к тонкой руке Изабель, чуть дрогнули, показывая, что выразительный взгляд девушки не остался незамеченным даже в этом полумраке.

Изабель сразу поняла, что он имеет в виду. В гостиной Аркрофт-Хауза, как раз за ее спиной, висел портрет одного из графов Кентских. Суровый мужчина надменно взирал на потомков с картины. Изабель очень заинтересовалась им, так как при ближайшем рассмотрении оказалось, что Джеймс очень похож на своего предка. Если на него надеть такой же кудрявый парик и заставить отрастить усы, то он станет точной копией портрета. Джеймс настолько привык к этому сравнению, что несколько раз на карнавал, который регулярно устраивался в замке, наряжался Перигрином Кентом.

Этот предок графов Кентских служил вместе со знаменитым капитаном Дрейком во флоте Елизаветы Английской и, по слухам, упорно поддерживаемым семьей, был даже одно время дорог ей не только как бравый моряк. О другой стороне жизни Кента его родственники не очень любили распространяться, уверяя, что никакой достоверной информацией не располагают. Но семейные архивы, даже частично уничтоженные, неумолимо свидетельствовали о том, что родоначальник был самым настоящим пиратом. Берти и Джеймс порой затевали ожесточенные споры по этому вопросу, и Изабель всегда с интересом прислушивалась к их яростным обсуждениям событий, которые произошли несколько веков назад. Джеймс как историк имел преимущество в спорах, но Берти лучше владел собой и нередко выходил победителем. Разгоряченный Джеймс мрачнел и становился точь-в-точь как изображение его предка на портрете. Изабель даже становилось немного страшно, она и не думала, что внешнее сходство может передаваться сквозь века.