Интимные тайны - Кэтрин Гарбера Страница 2

— Если ты говоришь обо мне, то не стоило приезжать. — Горечь пригашала синеву ее глаз.

— Удели мне минуту, — настоятельно попросил ее лорд Брентвуд.

— Зачем?

— Я должен многое тебе сказать.

— Говорите, мистер Брентвуд.

— Наедине.

Их напряженный диалог привлекал к себе все больше и больше любопытствующих. Кейн — обычно эксцентричный и нетерпеливый — отсчитывал последние секунды перед тем, как совершить нечто невообразимое, если она не поддастся на уговоры.

— Сейчас не совсем подходящий момент, — резонно возразила Мэри и высвободила запястье.

— Не отталкивай меня, Мэри-Белл, — перекрыл шепот собравшихся британский диалект лорда Брентвуда. Мэри-Белл, красотка Мэри — по старой памяти он продолжал ее звать этим игривым прозвищем, таким неуместным здесь и сейчас, среди всех этих снобов, заполнявших старинные стены родового имения.

Она неодобрительно посмотрела на него холодным взглядом синих глаз. Он принял его как вызов и ответил в свойственной только ему манере. Подойдя вплотную и склонившись над Мэри в той же позе, в какой он удерживал ее от падения, Кейн поймал ее плотно сжатые губы своим голодным ртом и долгим глубоким поцелуем воскресил в памяти забытый вкус.

Рядом кто-то фыркнул. Мэри гневно оттолкнулась от Кейна. Цепко удерживая ее талию, он зловеще посмотрел на лысоватого мужчину, презрительно спросившего:

— А кто это такой?

— Ченнинг, позволь представить тебе Кейна Брентвуда, мы познакомились, когда я жила в Лондоне. Кейн, это моя родня: Ченнинг Морхэд и его сестра Лоретта.

Ченнинг не считал необходимым скрывать свое неприязненное отношение к Мэри, и Кейн не преминул заметить это. И, демонстративно покровительственно обняв ее, сдержанно произнес, пожав поочередно Ченнингу и Лоретте руку:

— Примите мои искренние соболезнования.

— Мы были так близки с дядей Дэвидом, — запричитала Лоретта. — Он всегда был образцом для подражания. Его принципы и изысканные манеры…

— Ты совершенно права, Лоретта. Уходят лучшие. Это так печально, — прекратила поток ее артистического самовыражения Эмма, чем заслужила признательный взгляд Мэри.

Кейн живо сообразил, что в этих стенах присутствуют два враждебных полюса. Желая поскорее сориентироваться, он пытливо вглядывался в лица, скованные приличествующей случаю печалью. Он отлично знал, что нет ничего хуже, чем разбираться во взаимных претензиях членов семьи. Мэри же… насколько он мог судить, Мэри изменилась. Возможно, виной тому боль недавней утраты, возможно, здесь нечто более глубокое. Кейн пожелал разобраться и в этом. Он подхватил ее под локоть и отвел в сторону.

— Могу я чем-нибудь помочь?

— Спасибо, все идет своим чередом.

— Мэри-Белл, теперь, когда мы оба свободны…

— Сейчас я менее свободна, чем когда-либо. Я не имею права рисковать своей репутацией и не стремлюсь к новым отношениям.

— Ты самостоятельная взрослая женщина. Что может удерживать тебя в этом захолустье? Прошлой весной в лондонской галерее я видел несколько твоих работ. Они впечатляют и, кажется, пользуются успехом, — искренне признал Кейн.

— Ты великодушен, благодарю. Но в этом кругу никого не интересуют мои творческие достижения. Зато каждому не терпится поймать меня на бытовых промахах, — раздраженно прошептала она.

Кейн был знаком с ней почти десять лет и знал ее бесстрашной и импульсивной. Его удивила ее преувеличенная осторожность.

— У тебя есть дети, ты за них беспокоишься?

— Мой малыш родился мертвым, — тихо ответила Мэри и, как-то отстраненно помолчав, после томительной паузы продолжила: — У меня обязательства перед дедом, перед семьей. Я наследую не столько состояние предков, сколько их достоинство. Пусть наш род не такой древний, как ваш, но и мы должны сохранять наши традиции, приумножая достояние, — чопорным тоном отчеканила Мэри. — Спасибо, что приехал.

Кейн недоуменно выслушал эту тираду и кивнул головой в ответ на благодарность. Что-то надломилось в его красотке Мэри. Сердце щемило от ее потухшего взгляда.

Церемония была короткой — в отличие от поминок. Особняк семьи Дювалл кишел от наплыва желающих выразить соболезнования. Мэри, измученная суетой, уединилась в кабинете деда. Утонув в огромном кожаном кресле, она вдыхала аромат его любимого табака, которым пропахли все предметы консервативной обстановки. Он сам — огромная часть его существа — навечно остался за этим столом, как и в благодарной памяти внучки. В кабинет предупредительно постучали, дверь открылась. На пороге стояли Эмма, Лили и Каролин.

— Мы предполагали, что ты именно здесь прячешься, — тихо сказала Эмма, плотно притворив за собой дверь.

— Нет, не прячусь. Устала я.

Мэри добровольно обрекала себя на то, от чего долгие годы пыталась ускользнуть. Светские обязанности слишком быстро превращались из тяжелого испытания в непреодолимое наваждение. Она не могла заставить себя вновь выйти из своего убежища в толпу жующих ртов, досужей болтовни и любопытных взглядов.

— Этот Ченнинг — пренеприятнейший экземпляр, — выразила Каролин общее мнение.

— Он ищет меня? — равнодушно поинтересовалась Мэри.

— Нет. Просто Фелисити и Ванесса затеяли с ним какой-то спор, а Эбби сцепилась с Лореттой. Обычная история… Расскажи лучше про этого англичанина. Кто он?

— Отложим это до более подходящего случая, — отмахнулась Мэри.

— Я думаю, в скором времени такого случая не представится. Рассказывай.

— Я познакомилась с ним в Лондоне.

— Когда?

— Когда работала в универмаге «Харродс», — Мэри вспомнила, как Кейн застрял у витрины дамских платков, шарфов и кашне. Полчаса просил показать то один, то другой, пристрастно разглядывал, приценивался, после чего оказалось, что он так флиртует.

— И… — вытягивала из нее подробности Каролин. — Вы познакомились в магазине десять лет назад, а теперь он на поминках у твоего дедушки целует тебя на виду у всех. Между этими двумя событиями должно быть много интересного.

— Обычный роман, — изобразила Мэри пресную мину.

— Обычные романы от подруг не скрывают, — с недоверием заметила Лили.

— Я не виделась с ним почти три года — это длительный срок.

— Мне кажется, он так не считает, — предположила Каролин.

— У этих отношений не может быть продолжения, — вслух убеждала себя Мэри.

— Удивительно, как трезво ты все обдумала, — пошутила Лили над излишней рассудительностью ее тона.

Мэри грустно улыбнулась. Образ Кейна как раз вызывал в ее памяти безрассудность ее прежнего образа жизни, о котором дед сказал однажды, что ее проблемы тревожат его в большей степени, чем она может представить, а другим дают хороший повод для злопыхательства. А однажды очень резко заявил: «Ты компрометируешь нашу семью!» И как знать, не втянись она тогда в этот круговорот лжи и ошибок, возможно, ее малыш был бы сейчас жив.