Лестница к звездам - Наталья Калинина Страница 19

«Ведьма после Вальпургиевой ночи, — прошептала она. — Треклятый рассвет».

В день своего рождения Ася упросила Адама пойти с ней на каток. Ева не находила себе места от ревности. И от того, что она всеми силами пыталась подавить в себе эту ревность, та становилась лишь сильней.

«Глупо, мерзко, пошло, — твердила Ева. — Ася еще совсем девчонка. Мужчины его возраста девчонок не замечают. У них не может быть с ними никаких точек соприкосновения. Все появляется лишь с возрастом… Дрянь! Тоже мне, нашла предмет для поклонения. Это она мне назло… О Господи, какие глупости! Опомнись же, опомнись, Ева!..»

Эти призывы, ясное дело, были обращены к абсолютно глухому существу. Ева пекла, жарила, резала, сбивала. Усмехалась, всхлипывала, хлюпала носом, причесывалась, красила глаза…

За праздничным столом царило истерически шумное веселье. Захмелевший Алексей бросал недвусмысленные взгляды в сторону дочки и высокого красивого парня — они, как ему казалось, были замечательной парой. Однажды он даже поднялся, чтоб произнести за них тост, но, встретившись с Асиным взглядом, молча выпил свою рюмку и сел.

Между тем на катке между Адамом и Асей произошло своего рода объяснение, которое, разумеется, затеяла она.

— …Каждую минуту, секунду, мгновение принадлежу тебе. Это сильней, в тысячу раз сильней того, что у вас с мамой… Я уведу тебя… Я знаю одно колдовство… Можешь смеяться сколько душе угодно. Вы все такие материалисты.

— Я тоже? Тогда за что ты любишь меня?

— За будущее. Наше с тобой будущее.

— У нас не будет общего будущего. Я этого не хочу.

— Я уверена — будет. Главное — не твоя воля, а моя. Мои желания, мои мечты. Ни с одной из женщин у тебя никогда ничего не получится.

— Я и не хочу. Я люблю только Еву.

— Я всегда буду напоминать ее тебе. Я буду рядом для того, чтоб ты никогда не забыл свою Еву. Я похожа на нее.

— Это верно….

— Тогда поцелуй меня. Как брат сестру. Сводную. Как все просто стало, да? Еще, еще… Тебе тоже стало легко и просто. Ведь это обычный братский поцелуй. Ты не изменяешь своей Еве. Потому что… да, потому что здесь нет ничего плотского. Еще раз, пожалуйста!.. — Ася как-то странно улыбнулась и бросилась от него, быстро набирая скорость. Она ждала его за поворотом аллеи. — Я получила твою душу. Она моя. Я всегда буду там, в твоей душе. А плоть… — Она на мгновение прижалась щекой к его руке в шерстяной перчатке. — Твоя плоть тоже будет принадлежать мне. Но это теперь не так важно…

Когда через некоторое время Ася неожиданно слегла в жару и доктор стал настаивать на больнице, именно Адам самым решительным образом этому воспротивился.

— Глядите, папаша, как бы не пришлось раскаяться, — сказал доктор, моя в ванной руки.

Едва за доктором закрылась дверь, Ева крепко обхватила руками шею Адама и благодарно поцеловала. Потом, когда они пили на кухне кофе, сказала:

— Папаша… Как все было бы… просто и нелепо. Нет, я не стану давать телеграмму Алексею.

Она посмотрела на Адама, умоляя поддержать ее в этом решении. Он уже протянул через стол руку, чтобы дотронуться до ее руки, когда до них донесся Асин стон. Оба разом вскочили.

Ева чувствовала себя виноватой в болезни дочери. Воздух был пропитан острой тревогой.

«Она поправится, поправится, и я… Конечно же, она поправится, и тогда…»

Ева так ни разу и не домыслила эту фразу до конца — у нее не хватало на это сил. К вечеру первого дня Асиной болезни она сказала:

— Адам, мы с тобой…

Она не завершила фразу, но он все понял и выразил свое согласие в долгом взгляде. Он спал на тахте в гостиной, откуда ему был виден край кровати Евы и целиком Асина кровать. Каждую ночь ему снились сны, очень похожие на то, что случалось с ним наяву, только с противоположной развязкой.

Как-то ему снилось, будто он поднимается в лифте, который болтало из стороны в сторону. Он был в лифте, но в то же самое время видел себя со стороны. Кабина раскачивалась как маятник, она и была маятником для огромных часов на ее потолке. Наконец кабину перестало качать, стрелки часов замерли, и он очутился на лужайке, заросшей высокими сочными цветами и травами. Появилась Ася в наряде альпийской пастушки и с плетеной корзинкой, из которой торчало горлышко большой бутыли с молоком. Он жадно приник к бутыли, а Ася сидела рядом и гладила его по голове.

«Только бы Ева не увидела», — думал Адам во сне. Потом Ася вдруг превратилась в Еву, и ему захотелось к ней прикоснуться, обнять, прижать к себе. Но стоило ему дотронуться до ее груди, как тело пронзила острая боль. От Евы пахло молоком, но он не мог пить это молоко, потому что из него состояла Ева, оно было ее кровью и плотью и он боялся, что выпьет ее всю. «Лучше бы пришла Ася со своей бутылкой. Мне так хочется молока…»

Внезапно он открыл глаза. Над ним стоял кто-то в белом.

Он инстинктивно подвинулся, и кто-то лег рядом, обдав его сильным жаром, от которого ему еще больше захотелось пить. Он закрыл глаза в надежде снова увидеть прерванный сон. И он увидел его…

Пришла Ася, и молоко из ее бутылки щедро полилось ему в рот. Он испытывал наслаждение, восторг, который должен был вот-вот перейти в экстаз.

«Рано, рано еще, — думал Адам. — Я буду пить долго. По маленькому глоточку. Оказывается, оргазм можно испытывать, и когда пьешь молоко… Только бы не пришла Ева — она наверняка отнимет у меня бутылку. Почему? Ведь я не делаю ничего плохого — я только пью молоко…»

Проснувшись поутру, Адам подумал, что, хотя ему и снились сны, спал он крепко. Он чувствовал томную и сладкую расслабленность во всем теле. До него донесся веселый Асин голос и смех Евы. Он вскочил, на ходу надевая халат.

Ася сидела в кровати, откинувшись на приподнятые подушки, и что-то пила из большой чашки.

— У нее нормальная температура. Слышишь, у нее нормальная температура! — У Евы сияли от счастья глаза. — Ах, как же хорошо, что мы не отдали нашу девочку в больницу! Это все ты, Адам. Как же я тебе благодарна!..

Ася улыбнулась ему из-за края чашки и залилась румянцем. Адам вдруг заметил, что Ася превращается в настоящую красавицу. Он перевел взгляд на Еву. Она опустила глаза.

— Адам… — Ева шевельнулась, и в сумерках вспыхнули крохотные бриллиантики ее сережек. — Я хотела сказать тебе, что не смогла сдержать своего обещания.

Они сидели за столом в кухне. Их разделял призрачный мрак московской ночи. Ася спала на Евиной кровати. Она лежала на спине, широко раскинув руки, и чему-то улыбалась во сне.

— Я поклялась не прикасаться к тебе до тех пор, пока Ася не поправится совсем. Но я не сдержала своей клятвы. Со мной случилось то же, что когда-то в Крыму. Я пришла в себя только возле твоей постели.

Она хотела сказать что-то еще, но лишь судорожно вздохнула.