Вкус греха. Долгое прощание - Ксения Васильева Страница 19

Он молча тупо смотрел, как она бросает в сумку вывалившуюся помаду, осматривает комнату, не забыла ли чего… И тут он начал лихорадочно одеваться. Она удивленно посмотрела на него:

— Не надо, Митя, я сама найду такси. Или считаешь, что ты должен быть комильфо? — в ее голос проникла ирония.

Он пробормотал:

— Можешь гнать меня к чертовой матери, но я провожу тебя…

Одевшись, он подошел к ней, — она стояла уже у двери, — и сказал просяще:

— Вера, не уходи… Молю тебя. Мне нужно многое сказать…

— Митя, — ответила она очень ясным и спокойным голосом, — все понятно и просто. Не надо ничего усложнять. Жена приедет тебя проводить. У тебя обязательства! Где тут мне место? Да я и не претендую ни на что. Нам было хорошо? Да, прекрасно. Что мы еще можем хотеть? Больше ничего, дорогой… Если хочешь проводить меня — проводи.

Они вышли вдвоем. Митя не стал задерживаться на лестнице, как обычно, а вошел с ней в лифт.

Она усмехнулась:

— Зачем этот подвиг? Кому он нужен?.. Смешно, Митя, ты как ребенок… — Нажала на кнопку и вытолкнула его из лифта.

Она вышла на минуту раньше, чем он сбежал по лестнице, — швейцарка не спала и внимательно оглядела и ее, и его.

«…Черт с тобой, старая карга!» — подумал Митя, которому казалось, что жизнь рушится с физически слышимым грохотом.

Вера собралась садиться в такси, но он схватил ее за руку и остановил. Глаза его блестели, лицо было настолько бледно, что даже загар не спасал.

— Вера, — сказал он, — прошу тебя, не исчезай. Я должен еще увидеть тебя… Может быть, приеду к тебе, ты не против? Прошу, не бросай меня, не забывай, знай, что я и там буду с тобой… Не исчезай…

Она улыбнулась:

— Я могла бы сказать это тебе… Но не буду. Как получится.

И села в такси, — у нее уже не оставалось сил на переговоры. Бессмысленные притом — так она считала.

Он остался один в предрассветной серой полумгле и подумал, что наступает осень и он скоро улетит отсюда… Зачем? Для чего?..

Ему захотелось лечь на проезжую часть и не вставать, пока на него не налетит какая-нибудь бешеная ночная машина.

Вздохнул и отправился домой.

Вера отпустила себя только дома. Брат отсутствовал, она была одна и плакала и рыдала, как хотела и сколько могла, а потом, устав рыдать, уснула в кресле.

Митя все же поехал в аэропорт. Нэля действительно прилетела на десятичасовом. Она была явно довольна, что муж ее ждет, хотя вчера сопротивлялась, — может быть, именно хотела узнать: как он? Приедет или нет… Гадание: любит — не любит, плюнет — поцелует… Ни о чем не говорят иной раз движения физического тела в пространстве, а движения души зачастую не видны.

В квартире, войдя, Нэля зажгла свет в передней и воскликнула: «Ой, как же я соскучилась по своей квартирке родной!»

А Митя вспомнил вчерашний вечер и их первые мгновения с Верой у плащей и пальто, и тоска по ней разлилась по телу и сердцу.

— Я даже не представляла, что так соскучусь, — причитала Нэля и, повернувшись к Мите, сказала: — У мамы там хорошо, но как-то не так, мрачновато, что ли?

И пошла по коридору на кухню, а Митя, вдруг всполошившись, — вчера ему было не до этого, — прошел в столовую и осмотрел стол. Все вроде бы в порядке, да им с Верой вчера было не до кофепитий и прочего такого. На кухне, конечно, он не все так уж прибрал, но был уверен — ничего…

Нэля проверила кухню на чистоту и осталась довольна. Прошла в ванную — тоже прилично, правда отметила, пока не осмысляя, что на полке нет ее косметики. После ванной прошла в гостиную и все более радовалась, — Митька все же не такой уж охламон, все у него чисто и прибрано.

В спальню она вошла уже спокойно, но тут-то и ждало ее разочарование, — нет, это слово слишком слабо для того ощущения, которое охватило Нэлю. Ну, что Митькина кровать не застелена, — не новость. Но на тумбочке у своей кровати она увидела остатки сигарет… Подошла. Что это?? Уж этого она не искала никак! Грязь, неприбранность, бардак — все могло быть… Но не помада на фильтрах от сигарет! Темно-малиновая…

Митя тоже это увидел.

Она обернулась к Мите, глаза у нее стояли вертикально, а щеки медленно наливались багрянцем.

Митя содрогнулся, но быстро взял себя в руки: ответ он нашел.

Теперь надо скромно и невинно ждать, что она скажет.

А Нэля тихо, как начинают тягучую народную песню, произнесла:

— Подлец, какой же ты грязный тип! Водить девок! В мою постель! Приносить заразу в дом, где ребенок! И еще хотеть дочку! Дрянь, мразь!

Она смотрела на него глазами, полными непролившихся слез и ненависти:

— Что ты молчишь? Что? Откуда ты взялся на мою голову! Мне говорили! Я не верила! А теперь ты таскаешь проституток в дом!

Она затихла так же внезапно, как и кричала, и тихо произнесла:

— Ты — чудовище. Моральный урод. Кого я рожу от такого? Мне надо делать аборт, — и, закрывши лицо руками, Нэля зарыдала.

Митя был на высоте, как он думал.

Он сказал:

— Ты закончила свои обвинительные речи? Теперь скажу я. Думаешь, если бы у меня была здесь женщина, я бы не осмотрел все? оставил бы эти окурки? Ты что, считаешь меня полным болваном?

Нэля всхлипывала, но рыдать перестала и прислушивалась к нему, пробормотав:

— А почему ты убрал мою косметику? Может, ты притворялся неженатым? И это твоя квартира? Ты совращал…

— Заткнись! — закричал Митя.

Ему надоела эта сцена, в которой он чувствовал себя весьма некомфортно, и ему скорее хотелось ее закончить.

— Прекрати нести ерунду. Ты просекла, что я тебе сказал? А косметику я убрал, да. Но почему? Ты ведь начала орать, не желая меня выслушать. Могла ты просто спросить: что это значит? Могла. Но нет! Тут и проститутки, и больные, и черт-те что! Спартак был у меня, поняла? Он с тобой говорил? Ты его голос слышала? Ну, так вот, открою тебе чужую тайну, которой бы ты не узнала, если бы я зашел сюда. Я вообще спал в кабинете, если хочешь знать. Спартак приходил со своей любимой девушкой, — и вдруг он сказал: — Ее зовут Вера, довольно эффектная девица, рыжая, красит губы малиновой помадой… Я твою косметику убрал, чтобы она ею не пользовалась, дурочка ты.

Мы просидели очень долго, и они остались… Спартак упросил меня. Там какие-то сложности… У него еще квартиры нет, скоро будет, а она живет с младшим братом… В общем, я плохо понял, но конечно же разрешил. А как я должен был поступить? Сказать — нет? Когда я один в огромной квартире? Как? Хочешь, я позвоню Спартаку и все ему скажу, пусть он тебе расскажет… И Веру эту приведет. Тебе не станет стыдно?..

Митя устал. Ему было нехорошо и физически, и морально, и хотелось одного: скорее бы все закончилось и улететь бы к такой-то матери в Америку и там пожить одному, без баб… Когда же они перестанут его доставать! Он и на Веру сейчас злился: не могла выкинуть свои сигареты…