Девушки выбирают героев - Светлана Лубенец Страница 19

Медовый месяц для Ермоленко растянулся на целый год. Он старательно учился, как обещал Валиному отцу, потому что не мог подвести человека, у которого ТАКАЯ дочь. Саша постепенно отошел от своих институтских друзей, знакомых и даже родных, он ни о чем не мог думать, кроме своей жены. Его интересы и желания сузились до размеров довольно-таки широкой супружеской постели, где Валентина своими изощренными ласками доводила его до исступления. Когда юная жена объявила ему, что беременна, он не знал, как к этому относиться. О детях он никогда не мечтал, а мысль о том, что Валя на какое-то время будет вынуждена выпасть из его законных объятий, была ему неприятна. Тем не менее он сделал вид, будто страшно обрадовался сообщению, и они провели с Валентиной еще не одну бурную ночь.

Прямо пропорционально росту Валиного живота стал портиться ее характер. Она сделалась плаксивой и скучной. Зинаида Гавриловна, ее мать, объяснила Саше, что такое состояние его жены объясняется токсикозом, каковой является самым обычным делом при беременности. Чаще всего, говорила теща, он продолжается несколько первых месяцев, но у некоторых женщин может растянуться и на все девять. Саше надо быть к этому готовым, не впадать в уныние, а стойко перетерпеть, потому что все на свете когда-нибудь кончается, даже и столь неприятная вещь, как беременность. И Саша терпел, потому что жену очень любил, хотя терпеть становилось с каждым месяцем все труднее и труднее.

Плаксивость Вали постепенно уступила место злобной агрессивности. Она придиралась ко всему в доме и почему-то больше всего к Саше. Ей не нравилось, как он разделяет волосы на аккуратный косой пробор, потому что, с ее точки зрения, молодым мужчинам куда больше к лицу художественный беспорядок на голове. Когда он откусывал бутерброд с красной рыбой, Вале казалось, что он слишком хищно выставляет зубы и жадно причмокивает. Ее раздражала его склонность к светлым строгим рубашкам и галстукам в тон. Она утверждала, что у него погребальный стиль одежды и однажды пополам перерубила все его галстуки огромным садовым секатором, который невесть откуда взяла. Бедный Ермоленко дивился странным проявлениям токсикоза и мужественно терпел, потому что по ночам, несмотря на тяжесть уже очень приличного животика, Валя в лучшем виде исполняла супружеские обязанности.

Но всякому ангельскому терпению приходит конец, когда даже очень любимые люди покушаются на святая святых, то есть на расчеты к дипломной работе. Накануне покушения Саша впервые поссорился с женой в постели. Валя, вошедшая во второй половине беременности в какой-то болезненный сексуальный раж, заявила мужу, что он ее перестал удовлетворять, что ее тошнит от его чопорности и неизобретательности и, если так будет продолжаться и дальше, она будет вынуждена завести себе любовника. Твердо помня о токсикозе, Ермоленко очень спокойно и даже с юмором предположил, что она может и не найти желающего на собственное тело, украшенное немаленьким довеском в виде семимесячного животика. На это его невинное замечание Валя впала в совершеннейшую ярость. Она сатанински захохотала и прокричала на весь дом: «Еще как найду! И не одного!» Она вскочила с постели, бросилась к раскрытому секретеру и принялась рвать в клочья все, что ни попадалось под руку. Голая, с распущенными темными волосами, горящими глазами и ходящим ходуном животом, его любимая Валечка походила на страшную ведьму с Лысой горы. Саша не сразу понял, что гибнет его дипломная работа, а потому поначалу просто пытался успокоить жену, но когда увидел на полу разодранные листы с собственными формулами, оттолкнул ее от секретера со всей силой молодого мужчины в расцвете лет. Валя пушинкой отлетела к кровати, ударилась животом о ее угол и медленно осела на ковер, жалко, по-бабьи взвыв.

В их спальню тут же влетела Зинаида Гавриловна, которая, очевидно, давно стояла за дверью, прислушиваясь к скандалу, небывалому даже для постоянно ссорившихся в последнее время молодых супругов. Тут же была вызвана «Скорая помощь». В эту ночь Валя родила недоношенную семимесячную девочку, весом всего один килограмм и восемьсот граммов.

Родители Вали не упрекнули Сашу даже словом, но он сам казнился так, что чуть не запил с горя. Кирьянов-старший несколько раз молча отбирал у него то коллекционный коньяк, то бутыль самой дешевой водки и призывал держать себя в руках. Зинаида Гавриловна однажды погладила его по голове, как маленького, и сказала, что теперь все утрясется и войдет в нормальное русло, поскольку беременность наконец закончилась. Валя в порядке, девочка жива и уже почти здорова, а значит, нужно забыть все неприятности и начать строить новую счастливую жизнь.

Саша Ермоленко честно собирался строить. Валя вроде бы тоже была не против. Она даже попросила у него прощения за все неприятности, которые доставляла ему в последнее время. Саша боялся не угодить ей в постели, очень старался доставить наслаждение по самому высшему разряду и, похоже, в этом преуспел. Во всяком случае, жена стонала, извивалась и изгибалась дугой под его руками так, будто была на самом пике сладострастного удовольствия. Крошечная дочка оказалась очень хорошенькой и некапризной. Саша полюбил ее всей душой, сам вставал к ней по ночам, не брезговал подмывать ее и менять пеленки.

А потом Валя окончательно пошла в разнос. Казалось, что в этой жизни ее не устраивает абсолютно все: погода, которая имеет наглость постоянно меняться; одежда, которая не соответствует ее эстетическим представлениям о прекрасном; мало разнообразная еда; родители со своими отжившими привычками и полоумными друзьями и, особенно, дебильный муж. Когда Валя отшвырнула от себя Кристиночку, не желая больше кормить, потому что дрянная девчонка посмела укусить своими беззубыми десенками ее грудь, Ермоленко наконец понял: с его женой что-то не так.

На его прямые расспросы Зинаида Гавриловна долго не хотела отвечать, но он настаивал. Теща испугалась его напора, разрыдалась и все рассказала. Оказалось, что уже лет в пятнадцать за Валей стали замечаться некоторые странности: те самые неконтролируемые приступы ярости, уже так хорошо знакомые Саше, которые сменялись длительными периодами депрессии.

– Зачем же вы мучили ее музыкалкой? – в отчаянии спросил он.

– Что ты, Сашенька! Какая там музыкалка! Валечка занималась музыкой всего два года и то в кружке при ЖЭКе. Она всегда была слабенькой девочкой, поэтому, когда ей приспичило учиться игре на пианино, мы специально выбрали самый облегченный вариант. Последние годы она и школьный курс проходила на дому.

– Как на дому… – растерялся Саша. – А как же она поступила в институт? И ведь не в какой-нибудь, а в Техноложку?

– Отец ее пристроил. У него везде связи, а Валечке так хотелось быть, как все…

Ермоленко схватился за голову и нервно забегал по шикарной гостиной Кирьяновых. Выходит, они, дети двора на улице Вокзальной, не зря считали, что у Вали не все в порядке с головой. Какой ужас! Он женат на сумасшедшей Вальке-Который Час!

– Надо было ее лечить! – крикнул он теще. – Почему вы Валю не лечили?

– Мы лечили ее, Сашенька! Как же мы могли не лечить собственную дочь! Она даже полгода пролежала в специальной… клинике…

Зинаида Гавриловна не захотела уточнить, в какой такой клинике лежала Валентина, но это и так было понятно. Саша подсел к теще на ту самую козетку, которой так поразился в первый свой приход в их дом, и, приблизив к ней почерневшее лицо, жутким голосом спросил: