Музыка любви - Мэри Берчелл Страница 19

Затем Торелли представила Николу, назвав ее, к удивлению последней, «своей племянницей». Великий дирижер протянул Николе руку, улыбнулся и сказал:

— Никогда бы не подумал, что у тебя есть племянница, Джина.

— Конечно, по мужу, — заметила Торелли. — И мы не подчеркиваем наше родство, не так ли, Никола?

— Никогда, — засмеялась Никола. — Я польщена, что вы меня так назвали.

— С Оскаром нельзя притворяться, — объяснила Торелли. — Сама не знаю почему.

— Потому что он все равно узнает, — вмешалась Антея. — Он называет это простой догадкой, но мне кажется, что это, скорее, шестое чувство.

— Не обращайте внимания на их болтовню, мисс Никола, — заметил дирижер, и они направились к выходу мимо щелкающих фотокамерами репортеров. — Я музыкант, и у меня нет интуиции ни на что, кроме музыки. Но мне приятно встретить племянницу Питера Денби. Он мой старый друг. Кстати, Джина, я час или два назад видел Питера. Его корабль зашел в Нью-Йорк на пару дней.

— Ты видел Питера? — На мгновение лицо Торелли смягчилось. — Как он?

— Отлично. Я уже давно не видел его таким отдохнувшим и посвежевшим. Он скучает по тебе.

— Не говори, иначе эти чертовы репортеры снимут, как я плачу, — перебила Торелли, улыбаясь в объектив ближайшей фотокамеры. — Я тоже ужасно скучаю. И скучала бы еще больше, если бы не Никола.

— Боже мой! — воскликнула растроганная Никола.

— Он сказал мне, что его племянница заняла его место, — начал Уоррендер, потом засмеялся и помахал рукой.

— Это я и имела в виду, — сердито заметила Торелли. — Я говорила тебе, что Оскар знает все.

Они вместе поехали в Лондон. Хотя Никола мало принимала участие в разговоре, она была очарована профессиональной беседой, которая велась вокруг нее. Неизбежно всплыло имя Джулиана Эветта.

— Я был очень расстроен, что не смог выступать на твоем концерте в Лондоне, Джина, — сказал Оскар. — Но слышал, что Джулиан с блеском сделал это за меня.

— Верно, — согласилась Торелли. — Я даже предлагаю, нет, настаиваю, чтобы он был дирижером «Волшебной флейты» в «Ковент-Гарден». Ты знал, что я буду исполнять арию Королевы Ночи?

— Мне сказал Дермот Дин. Остальные исполнители из театра?

— В основном да. Кроме Мишель Ларо, которая будет исполнять роль Памины. Помнишь, мы слышали ее в Канаде?

— Конечно, она хорошая певица.

Оскар сухо улыбнулся и сказал:

— Думаю, это предложил не Джулиан?

— Нет. Но после уговоров он согласился. Не смотри так, словно тебе одному все известно, — добавила Торелли, когда машина подъехала к кварталу, где находилась ее квартира. — Я тоже умею догадываться. Но, несмотря на то, что он был увлечен и получил отказ…

— Милая Джина! Кто тебе это сказал?! — воскликнул дирижер.

— Я сама сделала выводы, — величественно произнесла Торелли.

— И неверные, — отрезал Уоррендер. — Могу уверить тебя, что, за кем бы ни охотилась Мишель Ларо, это был не Джулиан Эветт.

— Тогда кто? — с настойчивым любопытством спросила Торелли.

— Забудь об этом, — засмеялся дирижер, подал певице руку и любовно расцеловал ее в обе щеки. Когда подъехала машина с Лизетт и вещами мадам, он попрощался с Николой и вернулся к своей молодой жене.

— Мужчины всегда думают, что только им все известно, — раздраженно заметила Торелли, когда они вернулись в квартиру. — Но я-то уверена, что права.

После этого Никола совершенно позабыла об этом разговоре. В течение всей следующей недели она была очень занята. В их отсутствие накопилось много писем, к тому же надо было решить вопрос со сценическими костюмами, париками, встречами с прессой и тому подобным. Торелли была в прекрасном настроении, поэтому Никола, не посещавшая первых репетиций, сделала вывод, что все идет гладко.

Лизетт, которая повсюду сопровождала мадам, могла сообщить немного. Правда, однажды она соизволила заметить: «Мадам находится в хорошей форме».

— Ей нравится петь с мистером Уоррендером, правда? — спросила Никола. — Хотя, думаю, любому бы понравилось.

— Если только он знает свое дело, — мрачно ответила Лизетт. — Он настоящее чудовище, если разозлится. Я сама видела, как он уничтожил чересчур самонадеянного любителя.

Решив, что эти слова не следует понимать в прямом смысле, Никола принялась с нетерпением ожидать следующей репетиции. К тому времени Джина стала все больше нервничать, однако четко разъяснила Николе задачу.

— Садись в зал, — приказала она, — и внимательно слушай. Если что-нибудь непонятно, смутно или не вливается органично в характер, запиши и потом мне скажи.

— Вы просите меня критиковать вас? — в ужасе спросила Никола.

— Конечно. А как еще ты можешь мне помочь?

— Но мне кажется, у меня для этого недостаточно знаний, — возразила Никола.

— У восьмидесяти пяти процентов идиотов, которые с уверенностью возьмутся за это после первого же выступления, тоже недостаточно знаний, — последовал язвительный ответ. — Иди. Лучше мнение невежественного человека, чем никакого. Конечно, если он осознает свое невежество.

После этого невеселого напутствия Никола спустилась в затемненный и почти пустой зал. В амфитеатре сидела привилегированная публика, получившая особый пропуск на репетицию, но в самом зале почти никого не было, кроме режиссера, который с обеспокоенным видом сидел за своим столиком.

Перед началом представления, пока музыканты настраивали инструменты, кто-то прошел в зал и сел в нескольких рядах от Николы. Она обернулась и с волнением обнаружила, что это Джулиан Эветт. Очевидно, он ее не заметил, и в этот момент Оскар Уоррендер взошел на дирижерский мостик, взмахнул палочкой, и представление началось. Хотя Никола ощущала присутствие в зале Джулиана, она была поглощена разворачивавшейся на сцене драмой. Она хорошо знала сценарий, но прежде никогда не видела поистине великую леди Макбет. Никола уже знала, что Торелли могла великолепно петь, придавая своему сильному голосу любые чувства. Но для нее откровением явилось то, что здесь было достигнуто поразительное единство музыки, слов и жестов.

Не было ни одного ненужного движения, наоборот, по большей части, Торелли стояла совершенно неподвижно. Однако эта неподвижность обладала такой зловещей мощью и напряжением, что передавала больше, чем любой жест. Там, где стояла Торелли, был самый центр сцены. Когда своим невероятным голосом она прочитала вслух письмо Макбет с предсказаниями колдунов, Николе показалось, что оно было написано всего несколько часов назад и дышало смертоносным тщеславием и первым замыслом убийства.

Торелли молча выслушала известие слуги о том, что этой ночью король будет спать в замке. Когда он ушел, она, почти не двигаясь с места, разразилась безумной арией, наполненной таким зловещим смыслом, что Никола почувствовала, как на затылке у нее зашевелились волосы. Только в первом антракте она смогла перевести дух. Когда зажегся свет, Джулиан Эветт обернулся и увидел ее.