Сезон воронов - Соня Мармен Страница 19

Густой туман укрыл палатки, заглушив голоса. «Господи, неужели мне придется стать сторожевым псом при этой девчонке Кэмпбелл?» – выругался in petto [25]Дункан, протягивая Марион миску с комковатой дымящейся кашей. Она провела ночь под кустом утесника и умудрилась запутаться волосами в колючих ветках. Лиам, Ранальд и Дункан спали неподалеку, готовые остановить любого, кому вздумалось бы посягнуть на честь или жизнь девушки. Марион приняла миску, заглянула в нее и поморщилась – настолько неаппетитно выглядело ее содержимое. Однако возмущаться она не стала.

Дункан сел на траву прямо перед ней, поджав по-портновски ноги, и поставил свою миску на землю. Вынув из sporran ложку, он вытер ее краешком пледа и с улыбкой протянул Марион.

– Ешь, пока горячая! Когда остынет, ее не проглотить! Конечно, с медом или с патокой вкуснее, но здесь мы радуемся тому, что дают. Хорошо вообще, что есть чем подкрепиться!

Марион смущенно улыбнулась и под внимательным взглядом Дункана принялась есть.

– Замерзла ночью?

Она оторвалась от своего скромного завтрака и немного помедлила с ответом. Ну конечно, она замерзла! И почти совсем не спала.

– Нет, – буркнула она, проглатывая последнюю ложку каши.

Она поставила пустую миску на землю, подтянула колени к подбородку и накрылась пледом, который успел соскользнуть у нее с плеч. Дункан взял ложку, вытер ее и поспешно съел свою невкусную кашу.

– Ты наверняка и не ждала, что в моем клане тебя примут с распростертыми объятиями, – сказал он, убрав свою слегка погнутую ложку в sporran.

– Не ждала.

Взгляд ее утонул в толпе мужчин, занятых каждый своим делом в соответствии с занимаемым местом в полковой иерархии. Некоторые собрались у костров, к которым время от времени приходилось подходить всем, чтобы просушить влажные пледы. Для военачальников и командиров были разбиты примитивные палатки. Остальным приходилось спать, завернувшись в плед, под открытым небом, под телегами, на которых перевозили продукты и оружие, или под кустами. А ночи в октябре уже холодные…

– Ты не должна сердиться на Аласдара!

Она посмотрела на него. На худеньком лице, осунувшемся от тревоги и недосыпания, застыла гримаса неудовольствия. Дункан почувствовал, как стремительно забилось сердце, стоило ему увидеть ее глаза – в первый раз при свете дня. Эти прекрасные глаза, околдовавшие его в сумерках, среди холмов Гленлайона… Они оказались голубыми, очень светлыми, но края радужки и пятнышки внутри нее были более темного голубого оттенка. Ресницы у нее тоже были очень красивые – густые и золотистые.

Марион спокойно дождалась, пока он закончит пожирать ее глазами.

– Ну почему я должна расплачиваться за глупость деда, которого даже не знала? – спросила она тихо и устало. – Тем более он уже умер! И общего у нас только то, что я ношу его имя, о чем ты мне так любезно напомнил!

– В этом-то все и дело.

– Получается, что и моим детям придется отвечать за его ошибки?

– Ошибки? Это было побоище, Марион! Твой дед и его люди воспользовались гостеприимством моего клана и предали его!

Девушка вздернула подбородок и поджала губы, и вдруг взгляд ее упал на мужчину, как ей показалось, отца Дункана. Он сидел совсем близко и наблюдал за молодыми людьми.

– Твой отец?

Юноша проследил за ее взглядом.

– Да.

Она прикусила губу и опустила глаза.

– Наверное, он был там, когда… ну, когда…

– Когда убивали наших? Да, он там был! – ответил Дункан куда резче, чем ему хотелось бы.

– Он тебе рассказывал?

– Да.

Марион украдкой снова посмотрела на великана с седеющими висками, который теперь разговаривал с другим членом клана. Она поежилась и закрыла глаза.

– Мне правда жаль.

Ну что еще она могла сказать? Что вообще тут скажешь? Она знала, что все случилось утром 13 февраля 1692 года. Много раз ей удавалось подслушать обрывки разговоров солдат, которым довелось побывать в Гленлайоне, и даже тех, кто участвовал в том массовом убийстве. Она знала все подробности, кровавые и ужасающие. Некоторые солдаты искренне сожалели о содеянном. Они рассказывали свои истории, рыдая, терзаясь чувством вины и заливая ее drams виски. Другие, наоборот, упивались описанием того, как насиловали этих «потаскушек Макдональд», сначала размозжив головы их мужьям. Среди последних было особенно много уроженцев Шотландской низменности, которые никогда не имели дел с Макдональдами из Гленко, но, как все обитатели Лоуленда, ненавидели всех горцев. И эти недоумки рассказывали о своих подвигах, не думая о том, что их слушатели ведь тоже горцы, как и «эти треклятые Макдональды»! При одном воспоминании об этом Марион испытала глубочайшее отвращение.

– Ты сожалеешь, что приходится отдуваться за своего предка, или потому, что в тот день мужчины с оружием хладнокровно убивали невинных?

Ответом ему стал сердитый взгляд.

– А такими ли уж невинными они были? Вы уводили наши стада и грабили наши дома, не оставляя семьям ничего, что помогло бы им пережить зиму! Из-за вас приходилось побираться! Дети болели и умирали, потому что им нечего было есть. А вы и до сих пор занимаетесь этими гадостями!

– Мы берем только скотину, – поправил Дункан, избегая смотреть девушке в глаза. – Да, мы воруем скотину, но разве у нас есть выбор? Это в обычае у горцев, и тебе это прекрасно известно. И потом, Кэмпбеллы хорошо знают наши горы и частенько уводят наших коров! Так чем же вы отличаетесь от нас?

– Мы только забираем назад то, что было у нас украдено!

Дункан насмешливо фыркнул.

– Я прощаю твою наивность, женщина!

Она нахмурилась и одарила его суровым взглядом. Но Дункан решил не отступать:

– И потом, разве мы пролили хоть каплю вашей крови?

Марион передернуло от отвращения, и она отвернулась. Хью-то погиб! Его кровь, бесспорно, не обагрила клинок какого-нибудь Макдональда, но его смерть, случайная или нет, была на их совести. Смерть Хью ужасно огорчила Марион, потому что только он один в семье ее понимал. Ей в то время было всего восемь… Оказавшись словно в тисках меж двух братьев, которые бесконечно тиранили ее, она очень рано научилась защищаться языком, раз уж не могла воспользоваться кулаками.