Клиника любви - Мария Воронова Страница 19

Дача в Синявино — небольшой, но добротно построенный домик — досталась Елошевичам от родственников Антонины Ивановны. Сама Антонина Ивановна дачу не любила и называла ее «тяжелым наследием».

Много лет домик простоял пустым, но Анатолий Васильевич, переехав в Питер, стал туда наведываться. Он что-то там ремонтировал, однако Саня подозревала, что главная цель его поездок — напиваться в одиночестве.

Поэтому она очень удивилась, когда накануне Восьмого марта отец заявился к ней в десятом часу вечера и потребовал, чтобы она собиралась в Синявино.

— И Наташе позвони. Если она сама не захочет, мы хотя бы Петьку возьмем. Пусть побудет на свежем воздухе.

Зевая во весь рот, Саня полезла в шкаф за шерстяными носками.

— Представь, какой там холод! — вяло возразила она. — Мы-то ладно, по стакану хлопнем — и нормально, а ребенок простудится.

— Ничего, я натоплю. Дров уже на заправке купил.

Саня поняла, что решение ехать на дачу было принято отцом в ту самую минуту, когда он увидел на заправке дрова.

— Японский бог, папа! Я всю неделю пахала, как Лев Толстой в Ясной Поляне, собиралась отоспаться, а тут ты! С дровами своими.

Анатолий Васильевич засмеялся, прошел на кухню и, напевая, стал там что-то укладывать.

Саня поняла, то сопротивление бесполезно, и позвонила Наташе. Та вопреки ожиданиям сразу согласилась и предложила ехать не на «Жигулях», а на ее джипе, который, собственно, как раз для таких поездок и предназначен. Тогда Саня предложила пригласить и Миллера.

— Нет, я буду вдвоем с Петькой, — отрезала Наташа.

— Но как же ты будешь отмечать Восьмое марта без жениха? Может быть, лучше привезешь нам Петьку, а сама останешься в городе?

— Ну, я не знаю, жених он мне или нет, — сообщила Наташа. — Уже четыре дня я не имею от него никаких известий.

— Так что же ты сама не позвонишь? — удивилась Саня. «Вдруг с ним что-нибудь случилось?» — хотела добавить она, но, сообразив, что несколько часов назад видела Миллера живого и здорового, прикусила язык.

— Слушай, давай оставим эту тему, — попросила Наташа.

— Как скажешь. — Вздохнув, Саня передала трубку отцу — решать транспортные вопросы.

У Сани был очень небогатый опыт романтических отношений, но она была твердо убеждена в том, что самое вредное в любовных делах — это когда мужчина с женщиной начинают соревноваться, кто кого меньше любит. Тогда уж точно ничего хорошего у них не получится.

«Нужно все-таки уговорить Наташку, чтобы позвонила Миллеру», — думала Саня, краем уха слушая крики Анатолия Васильевича, который только сейчас сообразил, что его машина набита дровами и столько людей в нее уже не посадить.

— Ой, мать родная, пироги с капустой! Придется нам паровозиком ехать. Впереди я с дровами, а ты с Саней и Петькой следом. Да не бойся ты, я медленно поеду! Что? Продукты? В супермаркете куплю. Нет, я приглашаю, значит, сам и куплю… Ждите, мы скоро за вами заедем.

В доме стоял тот особый холод, который бывает только в нежилых и заброшенных помещениях. Женщинам сразу стало тоскливо, и Анатолий Васильевич отправил их прогуляться, а сам вместе с Петькой принялся топить.

— Смотри, какие звезды, — выдохнула Наташа, останавливаясь и запрокидывая голову. — Будто вишни.

— Мы еще не выпили, а ты уже звезды считаешь.

— Правда, Саня! Сорок километров всего отъехали, а звезды совсем другие.

— Может, Миллеру позвонишь? Скажи ему: «Митя, япона мать! Тут такие звезды, а ты сидишь! Бросай все и приезжай!»

В темноте Наташа углядела полуразвалившуюся лавочку, энергичными движениями смахнула с нее снег, уселась и достала сигареты.

— Будешь?

Саня вытащила из протянутой пачки пижонскую сигарету с ментолом, чиркнула зажигалкой. Садиться на лавку она не решилась.

— Правда, Наташа, — продолжала она вразумлять подругу, — поезжай-ка ты за ним, пока мы не напились.

— Тебе-то он на что сдался? — подозрительно спросила Наташа.

— Просто я думаю, что жизнь такая короткая. Сколько еще раз будет в ней Восьмое марта? Ну, может быть, пятьдесят. Это ведь не так много… Ты извини, что я лезу в твою личную жизнь, но будь с Миллером поласковее.

— Куда уж поласковее! За все время, что мы с ним живем, он слова поперек от меня не слышал. Я сама нежность! — грозно произнесла Наташа и глубоко затянулась. — Знаешь, я ему вообще-то не нужна, просто со мной удобно. Думаешь, я не хочу, чтобы он сюда приехал? Еще как хочу. Но я точно знаю: он не обрадуется моему звонку. Скорее всего он взбесится, что я хочу вовлечь его в какое-то приключение. Можно, конечно, проверить…

— Давай. Лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и пожалеть.

Наташа достала мобильник, нерешительно покрутила его в руках и сунула обратно в карман куртки.

— Нет. Я боюсь. Еще ни разу такого не было, чтобы он оправдал мои надежды. В конце концов, если бы он хотел меня видеть, давно бы позвонил сам.

— Вы что, поссорились?

— В том и дело, что нет! Последний раз, когда он приходил ко мне, его будто подменили.

— В каком смысле?

— Он, знаешь, представлял собой… гибрид Ромео и матери Терезы.

— И у него получилось? — Саня вспомнила разговор с Миллером о милосердии, и ей одновременно стало и лестно, и неуютно, что он принял ее слова так близко к сердцу.

— Не очень-то получилось, — тяжело вздохнула Наташа. — Мы так давно вместе, но мне кажется, что я до сих пор не знаю, какой он на самом деле.

Сане хотелось сказать, что человека лучше всего воспринимать таким, какой он есть, даже если толком не знаешь, какой он есть на самом деле, но она подумала, что будет правильнее довести сей постулат до Наташкиного сознания за ужином под воздействием алкоголя.

— Даже в постели… — снова заговорила Наташа, но Саня тут же оборвала ее:

— А вот этого не надо! Мне, подруга, с ним и дальше работать.

— Я просто хотела сказать, что даже в постели он ни разу не расслабился.

— Вот бедняга.

— Он хороший любовник, Саня, очень хороший. Он всегда заботится о том, чтобы у меня все получилось, но, знаешь, он ласкает меня, будто совершает научный эксперимент. Если бы он хоть раз набросился на меня…

— Прекрати! Это касается только вас двоих!

— …тогда я многое бы ему простила, — жалобно договорила Наташа, не обращая внимания на Санины протесты. — И мы с ним никогда не смеемся… А ты помнишь, Сань, как твоим родителям было весело друг с другом?

— Конечно, помню. Они очень любили друг друга.

— Мы как-то с тетей Тоней варили куриный суп, а дядя Толя пришел на кухню, посмотрел и говорит: «Настоящая ты, Тоня, морская жена. Даже звездочки из морковки у тебя в форме Андреевского креста». А Митя…