Род-Айленд блюз - Фэй Уэлдон Страница 19

Что делают друзья по чаше?

Пьют жизнь из полной чаши.

В конце ноября Фелисити поселилась в “Атлантическом люксе” комплекса “Золотая чаша”. Дом свой она продала зятю Джой, Джеку, за смехотворно низкую сумму. В последнюю минуту он стал сомневаться, а стоит ли его вообще покупать, и она снизила цену еще на пятьдесят тысяч. Подумаешь, не велика потеря. На ее счету в банке пять миллионов, процентов с них хватит, чтобы оплачивать все расходы, связанные с “Золотой чашей”, хотя если она доживет до девяноста шести, а плата в “Чаше” будет продолжать увеличиваться на десять процентов в год, то дальше ей придется начать тратить сам капитал. Она может позволить себе купить кому-то небольшой подарок, пожертвовать толику на благотворительность, но ведь она никогда не любила наряжаться, ходить на приемы и афишировать свои пожертвования. Золото, бриллиантовые ожерелья, декольте, открывающее дряблую кожу, — все это слишком вульгарно для мисс Фелисити.

Душеприказчик Фелисити Берт Геллер, старинный друг Эксона, был очень доволен тем, что наилучшим образом уладил дела своей старушенции — как-то раз Фелисити нечаянно услышала, что именно так он ее за глаза называет, это было неприятно. Ее завещание было в полном порядке, она все оставляла своей внучке Софии, которая живет в Англии. Джой была рада, что ее подруга живет недалеко и к ней можно ездить в гости и что теперь вместо старой одинокой вдовы, за которой надо присматривать, потому что вдруг она упадет, вдруг у нее инсульт случится, соседом ее стал зять, а о нем не надо заботиться, скорее уж он будет заботиться о ней. Так что от перемен все только выиграли.

Теперь, по мнению окружающего мира, Фелисити оставалось только обжиться, успокоиться и тихо-мирно доживать свой век.

Да и что ей здесь не жить? В “Атлантическом люксе” три большие комнаты, крошечная кухня, ванная с позолоченной фурнитурой, вместительная гардеробная; вид из окон радует глаз, комнаты полны света и воздуха. Мир приходил к ней в гости на канале Си-эн-эн, если ей хотелось узнать, что в нем происходит, вообще же в “Золотой чаше” это мало кого интересовало. Большинство предпочитало углубляться в свой собственный внутренний мир и ждать, когда можно будет рассказать о нем на сеансах групповой терапии. Отделка интерьера и мебель были приятные, свои собственные вещи Фелисити отправила на аукцион, она никогда не питала к ним сентиментальной привязанности. Иногда она вспоминала какое-нибудь любимое платье и думала, что-то с ним стало, или изысканное декоративное блюдо, или альбом, куда она вклеивала вырезки. Кто-то их украл, или она их потеряла, а может быть, отдала? Зачем вспоминать? Теперь это все не важно. На столике возле кровати стояла фотография внучки в серебряной рамке, исключительно ради спокойствия сестры Доун. Когда Фелисити только что сюда приехала и сестра Доун помогала ей раскладывать вещи, она нашла эту фотографию и поставила ее сюда, и Фелисити в ту минуту не захотелось объявлять бой сестре Доун, лучше подождать до какого-нибудь более важного случая. Фотография кого-то из членов семьи на столике у кровати означала для сестры Доун, что жизнь — а жизнь для Фелисити, как она предполагала, равнозначна любви — в прошлом.

К тому же София унаследовала боттичеллиевские волосы Эйнджел, а Фелисити не слишком хотелось видеть их и днем и ночью. Поэтому она просто клала фотографию лицом вниз после того, как горничная закончит уборку, а на следующий день горничная снова ее ставила. Этот компромисс всех устраивал.

Фелисити переехала в “Золотую чашу” с жестокой простудой. Из-за слабости и болей в животе она оказалась в большей зависимости от распоряжений сестры Доун, чем ей хотелось. Когда она поправилась, то обнаружила, что ее жизнь расписана до мелочей в соответствии с удобствами “Золотой чаши”, а не с ее, Фелисити, желаниями, — например, за нее решили, когда ей будут подавать в ее люкс завтрак, когда забирать грязное белье и приносить чистое, сколько времени она может проводить в библиотеке, когда ее ожидают на сеансах групповой терапии и так далее. Фелисити пожаловалась доктору Бронстейну; он задумался и потом загадочно произнес:

— Очень странно: когда люди переезжают жить в “Золотую чашу”, многие болеют и чувствуют себя беспомощными.

— Вряд ли это подстроено, — возразила Фелисити. — Никто здесь не заставит нас болеть нарочно.

— Как знать.

Едва Фелисити полегчало, как она вышла пить утренний кофе в гостиную. Ей хотелось общества. Она села за столик к доктору Бронстейну и мисс Кларе Крофт. Они улыбнулись ей приветливо и опустили свои журналы. Мисс Крофт, как оказалось, в тридцатые годы работала корреспондентом “Пост”, сейчас у нее сильно испортилось зрение; за кофе она листала последний номер “Вог”. На ее лице был толстый слой яркого, грубо наложенного макияжа, жидкие волосы заплетены в тоненькие косички, и эти косички свисают с черепа, спина колесом. Фелисити заключила, что Клара, как и многие женщины, не пытающиеся противостоять естественным процессам разрушения, не принимала заместительных гормонов. Доктор Бронстейн был элегантен и читал “Харперс”, правда с помощью лупы. Сестра Доун крутилась и вертелась возле них, старалась подслушать.