Потерянный ангел - Карен Робардс Страница 19

– Спасибо. – Он взял ковшик и, закрыв глаза, с жадностью выпил воду.

Машинально она отступила в сторону. Выпив воду, Коннелли открыл глаза и осмотрел ее с головы до ног – от стянутых в пучок волос до закрытого фартуком платья.

– Тебе больше идет с распущенными волосами, – сообщил он.

Сузанна чуть не задохнулась.

– Моя внешность – не твоего ума дело!

– Разумеется. – Коннелли пристально взглянул на нее и протянул ковшик.

Сузанна забрала ковшик, стараясь не касаться мужской руки. Ей не понравилась искорка в серой глубине его глаз. Алчная, жадная. Что-то должно было произойти. Она насторожилась.

– Поесть что-нибудь дашь?

Сузанна не сразу поняла.

– Ну ты и нахал, скажу я тебе, – процедила она сквозь зубы. – Ведешь себя хамски, а потом спокойно просишь поесть! Скажи-ка, а что ты будешь делать, если я предпочту не кормить тебя?

Не отводя взгляда, Коннелли пожал одним плечом. Искорка немного угасла.

– Я и раньше голодал.

Ну что она могла на это сказать? Нельзя же оставить голодным даже такое невозможное существо. Сузанна молча вышла из комнаты. Вернулась она с подносом, на котором были миска с дымящейся кашей, политой патокой, два больших куска хлеба с маслом и кружка со сладким чаем.

– Вот, – сказала она грубовато, ставя поднос рядом с Коннелли на матрас.

Немного чая из кружки выплеснулось на поднос.

– Ты ко мне не присоединишься?

Он поднял на нее глаза, и впервые Сузанне показалось, что он улыбнулся по-человечески. Дразнил он ее, что ли? Если так, то он ошибается, она не находит абсолютно ничего смешного в том, что произошло между ними этой ночью.

– Нет, – резко бросила Сузанна, развернулась и ушла на кухню, где занялась домашними делами, ожидавшими ее. Все надо было переделать за утро, чтобы середину дня провести в церкви, помогая организовать похороны миссис Купер, назначенные на четыре часа, когда спадет самая страшная жара.

– Сузанна!

Она замерла. Не может быть, чтобы у Коннелли хватило нахальства называть ее только по имени,

– Сузанна!

Хватило. Она глубоко вздохнула, чтобы взять себя в руки, и вернулась в зал.

– Я бы съел еще.

– Ты должен обращаться ко мне мисс Сузанна, ты ведь знаешь, – холодно заметила она.

– После всех наших поцелуев? – Коннелли сверкнул зубами. Он снова подшучивал над ней, негодяй!

Сузанна залилась краской. Половник, который она держала в руке, полетел в голову шутника. Она метнула его, как топор, желая расколоть голову Коннелли, как полено. Он увернулся, откинулся назад и взвыл, упав на спину. Половник, не причинив ему никакого вреда, ударился о стену всего дюймах в шести от цели и с грохотом упал на пол. Увертываясь, Коннелли свалил поднос, который с таким же грохотом свалился рядом с половником.

– Давай мы с тобой сразу договоримся, – заявила Сузанна, не обращая внимания ни на перевернутый поднос, ни на стонущего Коннелли, который уже перевернулся на бок. – Если ты зайдешь слишком далеко, я тебя продам, а там ври что хочешь.

Сурово отчеканив каждое слово, она повернулась и вышла из комнаты. Наливая воду в чайник, Сузанна заметила, что руки ее дрожат. Каша давно сварилась, хлеб вынут из духовки и порезан. Завтрак стоит на столе. Пора будить остальных, но сначала следует успокоиться. Не надо показывать сестрам и отцу, что она расстроена. Они немедленно начнут задавать вопросы. Повернувшись, Сузанна едва не выронила чайник. В дверях, прислонившись к притолоке, стоял Коннелли. В руках он держал поднос с миской, кружкой и половником. Он наблюдал за ней с непонятным вниманием. Его волосы стояли дыбом. Борода свисала уродливыми клочками. Коннелли был высок, строен и выглядел сейчас почти так же грозно, как накануне на помосте. Исключением была одна маленькая деталь, а именно – его одеяние. Тесная ночная рубашка отца не доставала Коннелли до колен, и Сузанна могла различить под ней очертания бинтов, которыми она обмотала его грудь. В секунду оценив всю ситуацию, она с ужасом уставилась ему в лицо.

– Ты не можешь разгуливать в таком виде!

– Я принес тебе поднос, – его тон был вполне миролюбивым.

– Тебе не следовало вставать с постели.

Сузанна поставила чайник на место и взяла поднос. Кладя посуду в таз для мытья, она заметила, что миска выглядит так, будто ее вылизали. В другой раз это растрогало бы Сузанну, но сейчас чувство сострадания оставило ее.

Когда она обернулась, Коннелли все еще торчал в дверях и следил за ней.

– Ты что, не наелся? – нехотя спросила Сузанна и сама не поверила, что произнесла эти слова.

Ей безразлично, сыт Коннелли или нет! Более того, пусть поголодает, ей даже понравилась эта мысль.

Нет, неправда. Худшая приземленная часть ее существа еще могла превратить голод в способ расплаты за унижение, но другая ее часть, истинная (все же она дочь своего отца) заставила предложить пищу голодному.

– Я бы поел.

Сузанна молча наполнила миску, полила кашу патокой и плюхнула на стол.

– Тогда садись и ешь, – коротко сказала она, наливая в кружку чай и также ставя на стол.

– Вы добрая женщина, Суз… мисс Сузанна, – отозвался он, и она побелела от ярости, разглядев усмешку, прикрытую бородой.

– Нет, – четко выговорила она, останавливаясь перед ним и складывая руки на груди. – Вовсе нет. Ты должен знать, что в эту минуту я борюсь со страстным желанием треснуть тебя по голове чугунной сковородкой.

Он на мгновение перестал есть и с интересом воззрился на нее.

– В самом деле?

– Да.

– Вот как, – спокойно заметил он, – значит, дама с характером. Мне даже нравится. – И продолжил есть.

Сузанна вся кипела. Но тут в кухню вошел Бен и не дал ей взорваться.

– Я покормил кур, – сообщил он и замер, заметив Коннелли. – Значит, вы встали, – обратился к нему парень.

– Как видишь.

– Я помогал вас вносить.

– А… – произнес Коннелли, снова глядя на Сузанну, – а то я все думал, как вам это удалось.

– Коннелли, это Бен Траверс. Он будет помогать тебе на ферме, – сухо представила их Сузанна и сразу же принялась снимать с плиты котелок с кашей.

– Всем доброе утро. – Голос вошедшего в кухню отца заставил Сузанну вздрогнуть, и каша выплеснулась ей на руку. Поморщившись, она поставила котелок и вытерла руку полотенцем.

Ожог оказался не сильным, рука лишь немного покраснела, но этого бы не случилось, если бы она не вздрогнула. А вздрогнула она потому, что чувствовала себя виноватой за вчерашнюю ночь и еще за то, что сейчас находится в обществе Коннелли. Оставалось надеяться, что отец не заметит покрасневших щек и смущенного взгляда.