Демон-любовник - Кэрол Гудмэн Страница 19

— Странно, что вы не узнали его, — сказала Суэла. — Это Ганконер, персонаж кельтских мифов. Его имя в переводе означает «говорящий о любви» или «ласковый любовник». Шумеры называли его Лилу. Он инкуб, скачущий верхом на коне, ночной кошмар, являющийся по ночам женщинам, чтобы их соблазнить. Бедняжки, которым он является во сне, поддавшись его чарам, начинают постепенно чахнуть. Он высасывает из них жизнь, как вампир — кровь. Ганконер и есть то существо, о которых вы писали в своей книге, — демон-любовник. — Суэла зябко обхватила себя руками, словно от холода. — Он самый опасный из всех, потому что самый красивый. Остальные…

Кивком она указала на правую часть картины — обернувшись, я увидела лес, куда направлялась процессия. Среди густой чащи мелькали призрачные, точно сотканные из тени, существа. В отличие от сказочных фей и эльфов, составлявших свиту королевы фей, обитатели чащи выглядели пугающе. По большей части это были низкорослые гоблины, гномы с чешуйчатой, как у ящерицы, кожей, дьяволы с раздвоенными змеиными языками и похожие на летучих мышей чертенята.

— Почему он возглавляет эту процессию? — не выдержала я. — Или он… с ней? — ревниво спросила я, кивнув на королеву фей.

Какое-то время Суэла внимательно разглядывала меня.

— В некоторых легендах говорится, что королева еще ребенком украла его у людей и наложила на него свои чары. Поэтому, когда он соблазняет женщину, высасывая из нее жизнь, то делает это, чтобы снова стать человеком. Но всякий раз его возлюбленная умирает еще до того, как ему удается это сделать.

— О… — протянула я, — как… печально. И интересно, — спохватившись, добавила я. — Сказать по правде, я еще никогда не слышала такой вариант легенды о демоне-любовнике. — Я снова бросила взгляд на картину: — А куда они направляются?

— Назад, в страну фей, — объяснила Суэла. — В легендах говорится, что некогда феи и демоны жили среди людей, свободно перемещаясь из мира людей в мир фей и обратно. Но потом, когда в мире людей стало слишком тесно, люди стали постепенно терять веру в древних богов. Двери между двумя мирами стали закрываться. И феям, и демонам пришлось выбирать, в каком из них остаться. Большая часть их предпочла вернуться в страну фей, однако кое-кто из них, полюбившие смертных, решили остаться. Потом двери между двумя мирами закрылись окончательно, а спустя какое-то время и сами двери стали исчезать одна задругой. Сохранилось только несколько таких дверей — их чрезвычайно трудно отыскать и еще опаснее пытаться проникнуть с их помощью в другой мир. Обычно они скрываются в непролазной чаще, преграждающей дорогу в другой мир, которая с каждым годом становится все гуще. Только очень немногие рискуют открыть эту дверь. А те, у кого хватает на это умелости, частенько исчезают навсегда, затерявшись между двумя мирами и став пленниками нестерпимой боли. Именно поэтому створки триптиха всегда закрыты. Мы открываем их только один раз в году, в день зимнего солнцестояния…

Голос ее внезапно сорвался, словно от боли. Удивившись, я трудом отвела глаза от картины и обернулась. В миндалевидныx глазах Суэлы блестели слезы… впрочем, не только в ее. Увлеченные ее рассказом, мы даже не заметили, как вокруг нас собралась небольшая толпа. Элис Хаббард и Джоан Райен стояли обнявшись и дружно утирали глаза носовыми платками. Фиона Элдрич с искаженным болью лицом, жалась к Элизабет Бук, а та сочувственно гладила по руке расстроенную азиатку. Трое специалистов по России сбились в кучку позади них — они явно чувствовали себя неловко, — но я заметила, что все трое не в силах оторвать глаз от картины. Интересно, почему они принимают так близко к сердцу эту сказку? Может, потому, что все они — как Суэла и Мара Маринка — бежали сюда со своей истерзанной родины?

Воцарившуюся в зале мрачную тишину прервал хорошо знакомый мне голос:

— На что это вы уставились?

Как и следовало ожидать, это была Феникс — облегающее ее словно вторая кожа ярко-алое платье и высокие, до середины бедер, сапоги из кожи питона выделяли ее из толпы. Повиснув на руке Фрэнка Дельмарко, она хлопала глазами, а сам профессор, судя по его виду, казалось, никак не мог вспомнить, где ее подцепил. Окружившая нас толпа моментально рассеялась.

— Суэла рассказывала нам об этой картине, — объяснила я.

Потом, спохватившись, принялась знакомить их между собой. Фрэнк, уже знакомый с Каспером, тут же завел с ним разговор о бейсболе — воспользовавшись этим, он вежливо отделался от своей спутницы. Суэла, то ли продрогшая, то ли просто расстроенная собственным рассказом, извинилась и отошла, сказав, что должна выпить чашку горячего чаю.

— А я, признаться, гадала, уж не решили ли вы, часом, пообщаться с духами — такие мрачные у вас были лица! Ой, знаете, я очень впечатлительная!

— Это действительно было немного… странно, — понизив голос, пробормотала я.

Потом в двух словах пересказала ей историю триптиха, заодно рассказав, как странно отреагировали на нее остальные.

— Ух ты! — хмыкнула Феникс, пожирая взглядом темноволосого всадника. — Держу пари: если бы он явился мне во сне, вряд ли бы мне захотелось проснуться.

Я молча кивнула в знак согласия. Теперь я наконец узнала его. Да, это был он, призрачный любовник из моего сна. Конечно, со временем этому найдется разумное объяснение, твердила я себе. Наверняка неведомый автор триптиха видел изображение над дверью «Дома с жимолостью»… или ему позировал тот же самый человек…

— … и когда Фрэнк мне сказал, я сразу решила: почему бы и нет? Что скажешь?

Я очнулась, сообразив, что так засмотрелась на мужчину с триптиха, что потеряла нить разговора.

— Прости, тут так шумно… что ты сказала?

— Свободная комната в твоем доме. Фрэнк говорил, что ты готова ее сдать. Я сначала собиралась поселиться в общежитии, но как-то меня туда не тянет — только это строго между нами! Думаю, вдвоем будет гораздо веселее!