Тайна ночи - Вайолетт Лайонз Страница 19

— Грегори! — неистово выкрикнула она, скорее умоляя продолжать эту сладкую пытку, чем пытаясь остановить.

— Не правда ли, это лучше, чем притворство? Все естественно, все правда, все настоящее, — прошептал мужчина и не торопясь, одну за другой, стал расстегивать пуговки жилета, потом блузки, обнажая белое кружево бюстгальтера.— Если бы ты только знала, какое блаженство раздевать тебя, Пат. Я словно снимаю таинственные покровы с прекрасной тайны...

Блузка и жилет уже были полностью расстегнуты. Узкая талия и плоский живот Патриции открылись голодному взору Грегори Адамса. Он опустился на колени и прижался лицом к телу девушки, вдыхая его ни с чем не сравнимый нежный запах, поцеловал пупок, стал продвигаться выше, большими пальцами ритмично массируя соски, все еще закрытые белым кружевом бюстгальтера.

Патриция вся трепетала, желая, чтобы эти фантастические ощущения не прекращались, длились как можно дольше.

Она чувствовала, как ее соски твердеют, словно наливаясь любовным соком. Но Грегори медлил, доводя ее до изнеможения. Девушка хотела тоже опуститься на колени, чтобы оказаться на полу, прижаться губами к его горячим губам, к его влекущему телу, до которого она пока не смела дотронуться, но Грегори неожиданно поднялся сам, крепко прижал ее к себе и зашептал:

— Я чувствую, ты вся горишь, ты ждешь меня, и я дам тебе все, что ты захочешь, сполна одарю тебя, покажу все, что умею, чтобы доставить тебе удовольствие. Я буду действовать медленно, изматывая тебя сладким ожиданием соития, а затем заставлю испытать наслаждение, равное по силе сходящей с гор снежной лавине.

В эту секунду он расстегнул ее лифчик, спустил с плеч бретельки, и белое кружево упало им под ноги.

Что-то похожее на сладкую боль зародилось под сердцем девушки, когда Грегори опустил свое лицо к ее прохладной по сравнению с остальным телом груди. Белые нежные упругие груди Патриции, еще никогда не кормившей младенца, были совершенной формы и ждали пока лишь любовной игры, наслаждения.

— Боже, как я мечтал о твоем теле, — снова как в бреду забормотал Грегори.— Я метался словно в лихорадке всю прошлую ночь, я не мог уснуть, я все время представлял себе это... Я хотел довести тебя до экстаза, чтобы ты открылась мне, открылась с готовностью, словно морская раковина, лелеющая свою жемчужину. Чтобы ты захотела меня, чтобы ты томилась и извивалась, словно восточная танцовщица, в моих объятиях, чтобы ты льнула ко мне всем телом, как виноградная лоза тянется к животворящему солнцу...

Но Патриция не хотела слушать, она хотела чувствовать, ощущать. Нетерпеливым движением она обхватила губами его рот, прерывая его поэтически красивый монолог. Она действовала импульсивно, не заботясь о том, достаточно ли скромно ведет себя, достаточно ли целомудренно. Она не выдержала и перешла к действиям. Стала исступленно, неловко расстегивать его сорочку, добираясь до гладкого обнаженного тела. Ее ладони хаотично заскользили по его смуглому торсу, губы припали к твердым маленьким соскам. Она покусывала их, щекотала кончиком языка, оголяя его рельефные мускулистые плечи, целуя везде, захлебываясь восторгом.

Грегори стоял неподвижно, запрокинув голову, закрыв глаза, упиваясь ее смелостью и инициативой; наконец он очнулся и снова стал напористым и требовательным. Он смял ее упругие груди, потом отпустил, наблюдая, как она снова исступленно притягивает к себе его руки. Он нежно покусывал ее соски, потом отпускал, потом снова покусывал, лизал их языком, наслаждаясь стонами вожделения, которые то и дело срывались с ее алых губ. Затем круговыми движениями он пощекотал ее спину, заставляя содрогаться и трепетать всем телом. Патриция чуть не потеряла сознание от наслаждения, когда рука Грегори проникла под брюки сверху, нащупывая горячее тепло бедер и крошечные кружевные трусики.

— Я готов на все, чтобы подарить тебе удовольствие, — хрипло бормотал мужчина. — Я никогда не скажу «нет», о чем бы ты не попросила. Ты такая удивительная...— И он снова страстно впился губами в ее шею.

«Ни одна женщина из плоти и крови не сможет сказать ему «нет», даже ты, такая правильная, не смогла бы»,— словно вспышка пронеслось в затуманенном, почти отключившемся от всего мимолетного и суетного мозгу Патриции. Слова Джуди будто пронзили тишину, открыли ей глаза, вернули почву, ушедшую у нее из-под ног. Девушка вмиг осознала, что происходит что-то не то.

— Нет! — крикнула она ему в лицо. — Нет.

И так же неистово, как целовала, Патриция изо всех сил ударила Грегори по щеке и, воспользовавшись его замешательством, отбежала в другой конец комнаты и плотно запахнула блузку.

Лицо мужчины, обращенное к ней, все еще отражало сильнейшее сексуальное возбуждение, но в то же время черты его исказились от гнева.

— Пат!..— вдруг закричал он, и голос его заставил девушку испугаться по-настоящему.

Она тяжело дышала, не зная, чего ожидать от разъяренного мужчины, стоявшего в нескольких шагах от нее. Девушка вполне отдавала себе отчет в том, что при желании ему не составит труда просто изнасиловать ее и она ничего не сможет сделать, чтобы предотвратить это. Она сжала кулаки и приготовилась к сопротивлению. Но внезапно с Грегори произошла метаморфоза. Он словно загнал вырвавшегося на свободу злого духа обратно в бутылку. Патриция не верила своим глазам, но Грегори в считанные секунды преобразился. Черты его лица смягчились. Бешеный жестокий огонь исчез из глаз, неизвестно откуда взявшаяся ласковая улыбка растянула его припухшие от поцелуев губы, и он заговорил с неподдельной нежностью:

— Что случилось, Пат, девочка моя? Зачем ты так ведешь себя? Иди ко мне скорей...

— Нет, — сражаясь со страхом, тихо сказала Патриция. — Этого вообще не должно было произойти, и больше никогда не произойдет.

Заметив, что Грегори снова приближается к ней, она стала прикидывать, как ей прорваться к дверному проему, чтобы в случае чего сбежать вниз по лестнице и выскочить на улицу.

— Но что случилось? — сбивчиво говорил Грегори.— Все шло так... Ведь ты же сама хотела меня... Ты же говорила, что другого мужчины нет...

— Другого мужчины действительно нет, — тихо повторила девушка, вспомнив, что спокойным разговором можно привести в чувство даже умалишенного.

— Тогда в чем дело? — резко и грубо спросил Грегори.— Что за детские игры? Мы же взрослые люди.

— Это никакие не игры. Я вообще ничего такого не хотела, даже в мыслях не могла представить.

— Не хотела? — В Адамсе снова проснулся прожженный циник.— Да брось комедию ломать! Только ради этого ты и заварила всю эту кашу. Будь откровенна с самой собой, а я таких, как ты, насквозь вижу. Чего ради ты пустила меня в дом? Неужели поверила в этот вздор насчет кофе? Не смеши меня!.. Ты с самого начала нашей встречи прекрасно знала истинную причину того, зачем я нужен тебе.

Непоколебимая уверенность, с какой он говорил, заставляла Патрицию содрогаться от обиды и возмущения. Слова летели в нее, как тяжелые камни, но ранили больно не тело, а душу. Она представляла, как выглядит со стороны, и думала, что эта маленькая расхристанная, растерянная женщина должна вызывать одновременно жалость и отвращение. С растрепанными волосами, полуголая, возбужденная, точно вульгарная шлюха, и в то же время беззащитная и маленькая, с глазами, полными слез.