Мозаика жизни - Донна Клейтон Страница 18

Он поднял ее лицо, нежно касаясь подбо­родка, и заставил посмотреть в глаза.

—Дженни, мое упрямство, ревность, злость, моя слабость чуть не стоили тебе жизни.

—Ты слишком суров к себе. — Двумя рука­ми она обхватила его кисть. — Ты сказал, что не поверил, будто я пошла на Саймонову вер­шину. Ты сказал, что я знала, как там опасно.

—Не только это удерживало меня. Я не хо­тел идти, потому… — Он глубоко втянул воздух. Потом в черных глазах загорелась решимость. — …потому что именно Чад предложил искать тебя там. Если бы это сделал кто-нибудь другой, я бы, наверно, молнией полетел туда.

Люка гнетет его вина! Дженни терпеливо ждала разъяснений. Ведь Люк собирался расска­зать ей все.

—Один взгляд на брата вызывает у меня злость. — Он опять глубоко вздохнул, явно стыдясь столь недостойного чувства. — Я ни­когда не позволял себе признаваться в этом. Никому не говорил. Даже тебе, моей жене, бли­же которой у меня никого нет. Но правда в том… — глаза отражали невыносимую боль, — что с Чадом у меня связано глубокое чувство ревности.

Она вскинула в тревоге глаза.

—Значит, я что-то делала, что вызывало твою рев…

Он прикрыл веками глаза и, чуть покачав головой, прервал ее:

—Это началось задолго до того, как ты по­явилась. Годы назад. Я был мальчишкой, а Чад — совсем малышом. — Он вытер ладони о джинсы. — Понимаешь, у мамы было несколь­ко выкидышей до того, как она забеременела моим братом.

Он смотрел вдаль невидящим взглядом. Джен­ни догадалась, что Люк мысленно погрузился в прошлое.

—Когда он наконец появился, родители все внимание отдали ему. До рождения Чада таким вниманием был окружен я. Я играл в малой ли­ге в футбол, знаешь, такой, где вместо мяча специальный шарик. И вдруг все кончилось. В доме малыш, и никакого футбола! Ребенок стал для родителей поводом отказываться от всего самого для меня интересного. Мы не ходили в День независимости смотреть в Олеме фейер­верки, потому что они начинаются слишком поздно для малыша. Мы не могли смотреть па­рад пожарных, потому что для малыша слиш­ком ветрено. — Он медленно моргнул. — По­сле рождения брата я стал несчастным челове­ком.

У Дженни возникло жгучее желание дотро­нуться до него, но она сдержалась.

—Детская ревность вполне естественна. Ведь долгие годы до рождения Чада родители принадлежали только тебе, — попыталась уте­шить его Дженни.

—Но я старший брат! — В тоне и в же­стком взгляде отражалось возмущение из-за собственного поведения. — Я должен был ис­пытывать к младшему только любовь. Он на девять лет моложе меня. Я, как старший, дол­жен был лучше понимать…

—Люк, по-моему, тебя нельзя винить за чувство, которое ты испытывал… — Дженни помолчала и уточнила: — Которое продолжа­ешь испытывать к Чаду. Твои родители вроде бы забыли, что у них есть старший сын.

—После смерти мамы, — продолжал Люк, — Чад стал для папы центром вселенной. Отец так гордился, когда Чад кончил колледж. Но когда Чад уехал из «Прентис-Маунтин», чтобы путе­шествовать по Европе, папа себе места не на­ходил. Я пытался утешить его, говорил, что Чад вернется, мы будем работать вместе, как он мечтал. Но папа уже никогда не стал прежним. И вскоре умер.

Солнце сверкало на черных волосах Люка, и они отсвечивали синевой. Дженни смотрела на красивое лицо мужа и не могла удержаться от мысли — все-таки о чем-то он умалчивает. Ка­кую-то часть истории оставляет за скобками.

Люк — человек уравновешенный, правда, и его можно вывести из себя. Но он не принад­лежит к тому типу мужчин, что испытывают не­оправданную неприязнь к человеку. Люк счита­ет — Чад не заслуживает его враждебного от­ношения. Так что он пропустил? О чем не сказал?

Одно лишь ясно: Люк старается осуществить мечту отца. «Мы будем работать вместе, как он и мечтал». Беда в том, что это не его мечта. Это мечта его отца.