Бегущая против волны - Людмила Толмачева Страница 18

— Эту формулу давно вывела Вероника Тушнова. В стихах.

— Ну-ка, ну-ка?

Ирина приглушила голос:

Нельзя за любовь — любое,

нельзя, чтобы то, что всем.

За любовь платят любовью

или не платят совсем.

— Н-у, это немного не то, что я имела в виду. Вернее, совсем не то. Тушнова о любви с большой буквы «Л» говорит, о той, что на всю жизнь. Не каждого она посещает, вот в чем штука. Ладно, Ирунь, где наша не пропадала? Может, именно тебе суждено такую любовь испытать? Ну, пока! Звони, если что.

На нее оглядывались. Мужчины с одобрением и восхищением, женщины удивленно, а кое-кто с ехидной ухмылкой.

Ирина шла в новых желтых брючках, соблазнительно обтягивающих бедра и открывающих ее красивые, успевшие загореть икры. Ярко-лиловый топик подчеркивал цвет глаз, а нитка искусственных аметистов завершала все это великолепие. Ирина чувствовала себя как на эшафоте, но шла с поднятой головой и даже улыбалась.

— Ирочка, вас не узнать, — поспешил с первым комплиментом Николай Андреевич.

— Видели бы вы, каких трудов нам стоило с Катериной заставить эту мадам влезть в эти брюки, — проворчала Августа, ковыряя вилкой творожную запеканку.

— По-моему, чересчур вызывающе, — проворчал, в свою очередь, Анатолий. — Я имею в виду эти расцветки: канареечный и синий.

— Фу, Анатолий! Что за домострой? По-вашему, жена во все черное должна рядиться? — возмутилась Августа.

— А кто сказал про черное? Мало, что ли, других цветов? Белый, например.

— Белый? — загадочно улыбнулась Августа. — Что ж. Можно и белый.

Дальше завтрак продолжался в полной тишине. Катя с Петей не проронили ни слова. Видно, юная жена закаляла свой характер.

Августа с Ириной встали из-за стола первыми и, даже не поинтересовавшись у остальных об их планах после завтрака, пошли прогуляться по бульвару.

— Ты знаешь, Ира, я ведь не такая, какой кажусь, — вдруг сказала Августа, когда они прошли довольно большое расстояние от «Зеленого мыса». — Давай присядем на эту скамейку?

Они сели на небольшую, рассчитанную на двоих скамью, уютно расположенную в тени раскидистого граба.

— Я это почувствовала, — просто сказала Ирина.

— Да? — живо отозвалась Августа. — Интересно. А я полагала, что хорошо маскируюсь. Эдакая отчаянная сорвиголова, которая на старости лет заигрывает с мальчишками и ведет себя нелепо. Неплохая роль для женщины моего возраста и положения. Уж пусть лучше надо мной посмеиваются, чем презрительно жалеют.

— Ты о своем муже?

— О ком же еще! — вздохнула Августа. — Эту тактику я выбрала не сразу. Поначалу я так же страдала, как и ты. А потом подумала: за что я должна страдать? Его не переделать. Остается лишь развод, чтобы покончить со всем этим недоразумением, название которому — наш брак. Но мне уже сорок. Куда я пойду? И потом, я привыкла к определенному комфорту, который сама себе вряд ли обеспечу.

— А ты любила его?

— Мужа? Естественно. Когда он ухаживал за мной, у меня были еще претенденты в женихи. Но в тот пубертатный период надо мной довлела физиология. В мужчинах я ценила стать. А Николай был этаким Бандерасом с плечами, мощной шеей и властными руками. Этим и взял. А потом поняла, что жестоко ошиблась. И не только из-за его кобелиной сущности. Это еще можно понять и даже простить…

— Да? Ты так считаешь?

— Тебе это кажется невозможным? — грустно улыбнулась Августа.

— Не знаю…

— Это оттого, что ты впервые столкнулась с такой ситуацией.

— Тогда что невозможно простить?

— Собственную глупость. Ведь я вскоре после нашего знакомства поняла шестым чувством, что он недалек, что мне будет с ним неинтересно, скучно, омерзительно. Но меня как будто вели на заклание. Я принесла в жертву свою молодость, ум, неординарные способности, жизнь в конце концов. Вдвое умнее его, я смотрела на мир его глазами. Он подавлял меня своей силой, энергией, безапелляционностью суждений. С моими мозгами и развитием я была вынуждена поддакивать его банальным и просто идиотским высказываниям.

— Во имя чего? — перебила ее Ирина.

— Во имя чего? — переспросила Августа и задумалась. — Наверное, во имя сохранения брака, а также видимости семейного благополучия. Я до смерти боялась злорадных насмешек и фальшивого сочувствия со стороны подруг и родни.

— Скажи… А вот то, что ты называешь физиологией, прошло? В этом смысле ты его больше не любишь?

— Вопрос, по-моему, риторический. Ты взгляни на него. Это же Гаргантюа какой-то, а не мужик. Бездонная бочка, не способная переварить все то, что проглатывает. От прежнего «Бандераса» остался лишь плотоядный взгляд.

Они помолчали, глядя на искрящуюся, ослепительную гладь моря.

— Выходит, что ты по глупости сгубила свою жизнь? — спросила Ирина, думая о чем-то своем.

— Как-то литературно звучит — «сгубила», — усмехнулась Августа. — Если присмотреться к окружающим нас семейным парам, я не беру в расчет молодоженов, то и пятой части не наберется по-настоящему счастливых. Уверена, что большинство женщин не устраивает их судьба. Причем не по мелочам, а принципиально. Но попробуй назвать их жизнь загубленной. Тут же найдут сотню аргументов в пользу своего брака. Так уж мы устроены. Любим жаловаться, но до определенного предела. Кстати, ты сама разобралась со своими чувствами? Ты прости меня за откровенность, но первое впечатление о тебе было не очень лестным. Нет, как женщина ты супер! Внешние данные превосходные. Но полностью отсутствует кокетство. Помню, как в первый день пришли на пляж. Другая бы обязательно продемонстрировала фигуру, а ты? Бухнулась на песок, стащила с себя шорты, как детсадовский карапуз, скомкав, неуклюже, и сразу носом в книгу, как будто только за этим и летела за тридевять земель. Я бы на месте твоего Анатолия тут же убежала под чужой зонт. А он еще столько терпел. Ладно, не обижайся. Но иногда нам надо со стороны на себя посмотреть. Очень полезное занятие.

— Ничего не поделаешь — не умею я кокетничать. Ведь это природой дается. А мне не дано. Представь, как я начну искусственно жеманничать. Курам на смех!

— О! Женское кокетство это и наука, и искусство, и Божий дар одновременно. Кому, спрашивается, нужно пустое, вульгарное кривляние? Порой оно просто нестерпимо в некоторых дамочках. Но если женщина умная, она не позволит себе ничего подобного. Впрочем, это и есть высший пилотаж, когда женщина бравирует отсутствием кокетства. Так что здесь ты права.

— Твоя проницательность не знает границ, — рассмеялась Ирина.

— Смейся, смейся! Он именно это и распознал в тебе — естественную грацию и безыскусность. Плюс твое роскошное тело и глаза цвета моря в погожий день.

— С ума сойти, как поэтично! Но о ком идет речь, об Анатолии?