Изысканная свадьба - Патриция Уоддел Страница 18

Преподобный Хейс начал панихиду спокойным твердым голосом. Пастор был маленьким, кругленьким, средних лет, с седеющими каштановыми волосами и темными глазками-пуговками. Рядом с ним стоял Дэвид Куинлан, семинарист, который свой последний зимний семестр должен был отслужить в качестве помощника пастора этого маленького прихода. Реджине не особенно нравился молодой человек с волнистыми каштановыми волосами и бледными янтарными глазами, который, как ей казалось, слишком нетерпимо относился к людским слабостям.

В его глазах она никогда не видела ни доброты, ни дружелюбия, только строгость или гнев. Но может быть, она недооценивала этого молодого человека. С некоторых пор стало известно, что дочь полицейского, Эмили Фаулер, неравнодушна к будущему пастору.

Реджина внимательно слушала, как преподобный Хейс перечисляет христианские добродетели Хейзл, моля Всевышнего принять ее душу на небеса. Когда пастор стал предупреждать отцов и мужей, присутствующих в церкви, присмотреть за женщинами, которых Бог вверил их попечению, Реджина возмутилась.

– Бог возложил на вас ответственность за то, чтобы женщины, которые находятся под вашим покровительством, шли по правильному пути, – напыщенным тоном провозгласил преподобный Хейс. – Среди нас есть дьявол, который всеми силами пытается совратить наших женщин, направляя их по дороге, которая ведет к погибели. Я призываю вас вовремя обнаруживать эту пакость и искоренять ее из ваших домов и душ. Это – порождение дьявола, и имя ему – суфражизм. Он разрушит наши семьи. Изгоните его из нашей среды. Это духовное уродство, которому мы не должны позволить пустить корни и существовать в нашем городе.

Реджина привстала, но сильная рука удержала ее на месте.

– Сейчас не время и не место вступать с ним в дискуссию, – шепнул ей Джонатан.

Девушка неохотно села на место. Преподобный Хейс выразительно посмотрел на нее с кафедры, а Дэвид Куинлан взглянул на нее так, будто хотел за ухо вывести из Божьего дома. Преподобный Хейс приписал смерть Хейзл тому, что она избрала неправедный путь. Реджина так и кипела от злости. Когда все прихожане встали, чтобы спеть заключительный гимн, она с трудом сдерживала себя. «Как смеет этот человек превращать жизнь и смерть Хейзл в политическую акцию с целью запугать и терроризировать сторонников женского движения за право голоса!» – возмущалась про себя Реджина, готовая броситься к пастору и высказать ему все.

Джонатан догадался о намерении Реджины и удержал ее.

– Не в церкви, – шепнул он.

– Я хочу…

– Не в церкви, – повторил Джонатан. – Сейчас я отвезу вас домой. Свои соболезнования брату Хейзл вы можете принести позже.

Реджина не успела ничего возразить. Он решительно взял ее за локоть и вывел из церкви. По пути к ожидавшему их экипажу Реджина сердито бормотала что-то себе под нос и со злостью впечатывала каблуки в снег. Но это нисколько не улучшило ее настроения. Они сели в экипаж и направились к пансиону.

– Как он смеет! – негодовала Реджина.

– Глубоко вздохните и остыньте, – посоветовал Джонатан. – Вы ведь не хотите прикончить славного пастора его же потрепанной Библией? – пошутил он.

Реджина глубоко вздохнула не один, а целых два раза, но гнев ее не утихал, ее просто трясло от злости.

– Вы тоже считаете, что он прав, говоря все эти ужасные вещи! – резко сказала она. – Хейзл была на редкость добрым и отзывчивым человеком. И в ее смерти виновато совсем не суфражистское движение.

Не успел Джонатан ответить, как экипаж остановился у дверей пансиона.

Он помог девушке выйти из экипажа и отпустил кучера. Джонатан знал, что скоро в пансионе соберутся все, кто присутствовал на поминальной службе. Но сейчас в доме никого не было, и Джонатан решил не оставлять расстроенную Реджину одну.

Она швырнула перчатки на столик в прихожей и прошла в гостиную. Кот Брамуэлл взглянул на хозяйку и тотчас же покинул свое любимое кресло. Проходя мимо Джонатана, он громко замяукал, как бы приглашая джентльмена последовать его примеру и поискать местечко поспокойнее.

– Меня удивило, что брат Хейзл сидел и спокойно слушал речи пастора, – сказала Реджина, срывая с головы шляпку, отчего растрепались ее каштановые кудри.

Джонатан не спеша снимал шляпу, пальто и перчатки, предоставив девушке возможность рвать и метать сколько душе угодно, и наконец вошел в гостиную. Он тоже считал, что преподобный Хейс слишком резко осуждал движение за права женщин, однако допускал мысль, что участие девушки в суфражистском движении могло быть связано с ее гибелью. За прошедшие три дня не удалось обнаружить ни малейшей зацепки, которая помогла бы раскрыть убийство. Единственное, что могло раздражать окружающих, так это ее фанатичная преданность суфражизму. В таком случае Реджине тоже грозит опасность. Джонатан не мог допустить, чтобы с этой синеглазой колдуньей, на которой он решил жениться, случилось несчастье. Реджина, беспокойно ходившая по комнате, остановилась, когда в комнату вошел Джонатан. Она посмотрела на него полными слез глазами. Он раскрыл объятия, и девушка бросилась к нему.

– Я плачу, потому что мне ничего больше не остается. Я ничего не могу сделать для Хейзл, – пробормотала она, уткнувшись в его широкую грудь.

Джонатан улыбнулся и крепче прижал ее к себе.

– Поплачь, тебе станет легче, – сказал он.

– Я хочу… – сердито буркнула Реджина. Джонатан догадался, что она хотела бы сделать с городским пастором.

Реджина плакала от горя и собственного бессилия. В крепких объятиях Джонатана она чувствовала себя спокойно и уверенно. Еще ни один мужчина, не считая отца, не защищал ее и не заботился о ней.

Джонатан осторожно вытер слезы с лица девушки. Ему было тяжело видеть Реджину такой грустной. Он прижался своими теплыми губами к ее дрожащим от горя губам. Он хотел только успокоить ее этим поцелуем, но почувствовал, как она взволнованно задышала, и не смог сдержаться.

Поцелуй был глубоким и всепоглощающим. Губы у него были горячие. От этого поцелуя ей стало жарко, голова закружилась и она в полном изнеможении прильнула к широкой груди Джонатана.

– Тебе нужно подготовиться к приему гостей, – сказал Джонатан. На самом деле ему хотелось бы закрыть дверь на ключ, не пускать никого и остаться наедине с Реджиной. Он совсем не был настроен на торжественный и печальный лад, как того требовали обстоятельства.

Реджина, вспомнив, что сейчас к ней явится полгорода, отодвинулась от него и поморгала, чтобы прогнать ощущения, которые она испытывала всякий раз, как оказывалась в объятиях Джонатана.

– Тогда перестань целовать меня, – пробормотала Реджина. Если кто-нибудь увидит ее в таком виде – с заплаканным лицом и взлохмаченными волосами, – то сразу догадается, чем она занималась.

– Вряд ли я смогу это обещать, – засмеялся Джонатан.

– Все равно я не выйду за тебя замуж, – не очень уверенно сказала Реджина.