Сорока - Валентина Седлова Страница 18

Ксюша, не упускавшая ни единой возможности побыть на улице, за три дня заработала себе россыпь золотистых веснушек. Майка откуда-то вспомнила слова одной детской песенки и теперь дразнила Сороку: «Ты включи свои веснушки на четыре киловатта». Потом она, правда, начинала «утешать» Ксюшу, доказывая, «что девчонка без веснушек что фонарь без батарейки». Ксения швырялась в подругу бумажными шариками и даже как-то пыталась попасть в нее толстенной тетрадкой, но, увы, безуспешно. Мерзкая девчонка показывала язык и продолжала дразниться.

Олег предупредил жену, что в ближайшие выходные намечается выход в лес на шашлыки. Ксения от радости даже запрыгала, как маленький ребенок, и расцеловала уворачивающегося Барса в обе щеки. Учеба уже настолько надоела ей долгими зимними вечерами, что ни выходные в кругу друзей, ни любимая работа не могли ее отвлечь. Только в лесу она могла нормально расслабиться и отдохнуть ото всех своих проблем. Если учесть, что там она не была с самого Нового года, то можно представить, как радовалась Сорока предстоящим выходным.

В лес они выбрались вчетвером: Барс с Сорокой и их лесные друзья, тоже семейная пара, Андрей и Катерина, или, по-лесному, Пух и Аляска. Пух получил свое прозвище, поскольку всегда в конце разговора добавлял: «Понял. Пух». Катерина же просто пришла однажды на туристический слет на заре своей походной юности в папиной куртке-«аляске». Куртка была ей велика как минимум размера на четыре, и от Катерины оставался виден только кончик носа. Кто-то крикнул ей: «Эй, Аляска!», а остальной костровой народ сразу подхватил новое прозвище.

Место под шашлыки было выбрано заранее — Олег и Андрей съездили сюда на неделе, заготовили дрова и соорудили неплохой «Пентагон». От электрички пешком было добираться где-то час-полтора, зато дорога пролегала по малолюдному шоссе, а не по размокшим лесным тропинкам, на которых еще лежал снег. Девчонки, пользуясь тем, что все тяжелые вещи несли на себе мужья, убежали вперед и теперь с наслаждением перебрасывались комочками талого снега, оглашая окрестности пронзительным визгом. Когда вся компания пришла на место и запылал веселый костер, Сорока с наслаждением уселась перед огнем, подбрасывая в него веточки, шишки и вообще все, что подвернется под руку. Запах дыма щекотал ноздри, проникая глубоко в одежду.

Ребята споро насадили кусочки мяса на шампуры. Углей для шашлыка уже накопилось достаточно, но Катерине и Ксении было жаль портить такой великолепный костер, поэтому Пух, поддавшись на их уговоры, сделал еще одно костровище — с углями, а в костер подбросил пару поленьев.

Сорока просто блаженствовала. Ни к чему не обязывающие разговоры, пьяный весенний воздух, от которого так кружится голова, пляшущие язычки пламени — что еще может быть лучше такого отдыха! Спасибо Барсу за такой великолепный сюрприз! Все-таки у нее самый лучший муж на свете. Ксения любовалась на Олега, рубящего в свете костра ветки для импровизированного мангала. Под самодельным вязаным свитером, который она подарила мужу на 23 февраля, угадывалась хорошо развитая мускулатура, лицо Барса казалось словно изваянным из камня — рельефным и благородно-неподвижным. Он весь излучал уверенное спокойствие, и только глаза, быстрые и живые, выдавали в нем взрывную натуру. «Словно спящий вулкан», — вдруг подумалось Сороке. Ей так захотелось подбежать сейчас к Барсу, обнять его, провести ладонью по его лицу. Да, она с полным правом могла гордиться своим мужем. Все-таки Майка заблуждалась, когда пыталась доказать подруге, что он еще ребенок. Перед ней стоял взрослый красивый мужчина. Ее мужчина. Человек, с которым она счастлива, отец ее будущих детей.

При мысли о детях настроение Сороки несколько упало. Она вспомнила свой первый и последний разговор с Барсом на эту тему. Он однозначно дал ей понять, что в настоящий момент категорически против появления на свет потомства, а поэтому, если что-то произойдет, отвечать будет одна Сорока. Нельзя сказать, что она очень сильно хотела родить ребенка: все-таки еще не закончен университет, да и журналистская карьера только начинается, но такое заявление со стороны Барса ее здорово расстроило. Она была категорически против абортов, считая, что здоровья женщине они не прибавляют, а Олег, по всей видимости, считал их чем-то вроде насморка. Дело осложнялось еще и тем, что Олег категорически не признавал презервативы, говорил, что совершенно не получает удовольствия от подобного безопасного секса, и предохраняться приходилось одной Сороке. Каждый раз, когда они с Барсом любили друг друга, она подспудно боялась, что забеременеет, и всегда нервничала, когда по тем или иным причинам у нее бывала задержка. Для себя она давно решила, что, если это произойдет, она не позволит никому отнять у нее ее дитя и, безусловно, родит его, но перспектива неприятного разговора с мужем ее здорово напрягала. В принципе Барс, конечно, прав: сейчас они действительно не могут позволить себе иметь детей, даже финансово. Придется обращаться за помощью к родителям, а это не самый лучший вариант. И вообще время еще терпит. Хотя с Барсом они знакомы уже четыре года, вместе они живут всего год. Им еще столько надо узнать друг о друге, еще лучше притереться характерами. Потом, когда родится ребенок, на это просто не будет времени.

Мысли Сороки плавно перетекли в другое русло. Она перевела взгляд на Пуха и Аляску. Тоже своеобразные ребята. Она познакомилась с ними тогда же, когда и со своим будущим мужем, на одном из весенних слетов. Вместе их всех свела переправа через ручей. Еще осенью здесь лежал деревянный мостик, а сейчас от него остался лишь обгоревший остов. Кто это сделал — случайно забредший сюда бомж или подвыпивший местный мужичок, — было уже не важно. Надо было как-то перебраться на тот берег мелкого, но достаточно широкого ручья, и в адрес разрушителя неслось немало «ласковых» слов от застрявших туристов. Самые отчаянные снимали обувь и переходили ручей босиком, иногда даже с подругой на руках. Сорока только с черной завистью смотрела вслед счастливицам. Сама она пришла в лес без спутника и теперь кляла себя последними словами, что не созвонилась со своей компанией, решив, что все равно встретит их всех на слете. Делать было нечего, и она отправилась расшнуровывать ботинки. Гитара, сердито тренькнув, упала на землю рядом с хозяйкой. Ворча себе под нос замысловатые ругательства по поводу вандалов, Сорока уже стягивала шерстяные носки, когда услышала над головой:

— Не пристало юным леди осквернять свои ноги ледяной водой, если они не моржихи, разумеется.

— А что, очень похоже?

— Да нет, как раз напротив.

— И что, есть какие-то предложения?

— Если рассерженная мадемуазель согласится принять мою скромную помощь, то очутится на том берегу, как только соблаговолит надеть обратно свои ботинки.

Перспектива отмены купания в ручье резко улучшило настроение Сороки, хотя странные манеры молодого человека, предложившего ей помощь, Ксении не понравились. Решив про себя, что, если незнакомец начнет ей надоедать, она всегда может отправить его достаточно далеко, девушка отважно позволила ему взять себя на руки. Пока Пух, а это был он, переносил с берега на берег рюкзаки и гитару, Сорока обратила внимание еще на одну пару, форсирующую водную преграду. Очень красивый парень нес на руках миниатюрную девушку лет пятнадцати-шестнадцати. Поставив свою драгоценную ношу рядом с Ксенией, он, как и Пух, отправился за рюкзаками.