Ночь огней - Элис Хоффман Страница 18

Дверь открывает служанка, Оделл, которая явно не помнит Вонни и просит подождать в коридоре. В коридор выходят четыре спальни, комната прислуги и кабинеты Рейнольдса и Гейл. Гейл — психотерапевт, она уговаривает богатых молодых анорексичек что-нибудь съесть. Как-то раз Вонни заглянула к ней в кабинет и увидела лиможские блюда с шоколадными сердечками и курагой. Вонни стоит в дверном проеме, откуда видны темные диваны и мраморные с прожилками столы в гостиной. Фарфоровые павлины по-прежнему охраняют вход в столовую. В квартире холодно, и платье Вонни, еще мокрое от пота, прилипает к спине. По коже бегут мурашки. Она на мгновение пугается так сильно, что почти теряет память. Теперь, когда Саймон и Андре кажутся всего лишь сном, она не понимает, как здесь очутилась. О чем пришла просить? На что может рассчитывать? Она ставит чемодан на стол красного дерева, открывает сумочку и ищет расческу. Повернувшись к зеркалу в позолоченной раме, чтобы смахнуть волосок с лица, она видит высокую, смуглую, коротко подстриженную женщину. На ней бежевое платье, тонкое золотое обручальное кольцо и браслет из розовой кости [10]. Знакомыми кажутся только глаза.

Внезапное появление Рейнольдса пугает ее. Мгновение они не знают, как приветствовать друг друга. Наконец Вонни смеется и пожимает отцу руку.

— Какой сюрприз, — говорит Рейнольдс, и Вонни подозревает, что сюрприз неприятный.

В последний раз она приезжала сюда с сыном, когда тому было восемнадцать месяцев, и Рейнольдс предупредил Вонни, что ей придется заплатить за все, что сломает Саймон.

Он ведет ее в свой кабинет, где хранит золотые монеты. Здесь не слышно шума улицы. С тем же успехом они могут парить в облаках. На паркетном полу лежит вытертый бордовый коврик; два мягких кресла стоят у стола. Вонни садится напротив отца и чувствует себя рабочим, пришедшим на собеседование по поводу должности, для которой у него катастрофически не хватает квалификации.

— Я никогда не выхожу из квартиры в такую жару, — сообщает Рейнольдс.

Он наливает себе кофе из серебряного кофейника, затем, как бы подумав, предлагает кофе дочери. Вонни кивает, хотя отдала бы все на свете за сигарету. Она давно не курит, с тех пор как начала планировать беременность. Но сейчас ей хочется попросить отца подождать, пока она сбегает в магазин за пачкой.

— Как поживают Андре и Саймон? — спрашивает Рейнольдс.

— Прекрасно, — отвечает Вонни.

— Мать по-прежнему живет со своим оптиком?

— В Делрей-Биче, — подтверждает Вонни.

Рейнольдс криво усмехается, как всегда при мысли о матери Вонни, слава богу, перебравшейся во Флориду. Он очень властный человек. Вонни не хотела бы наткнуться на такого банкира, если все же придется закладывать дом. Она уверена, что Рейнольдс в жизни не выдаст ссуду кустарям-одиночкам без постоянного дохода.

— Где ты остановилась? — спрашивает Рейнольдс.

Вонни лишается дара речи. Несомненно, он видел ее чемодан в коридоре. Если есть такое слово как «неприглашение», Вонни его только что получила.

— У Джилл. На Лонг-Айленде, — поспешно отвечает она.

— А, милая девочка, — произносит Рейнольдс.

Вонни не видит смысла напоминать, что «милая девочка» — мать дочерей-подростков.

— По правде говоря, — Вонни наклоняется вперед, сознавая, что выглядит отчаявшейся, — я приехала по делу.

— Неужели? — спрашивает Рейнольдс.

Вонни уверена, что он ждал этого дня. После стольких лет он продолжает считать свой первый брак петлей на шее.

— Как бы то ни было, — говорит Рейнольдс, — давай разберемся с твоим делом, пока Уинн не вернулся.

Вонни отставляет кофе. Уинн толком не знает, кто она такая. Он видел ее в лучшем случае четыре или пять раз. Однажды, когда Уинну было пять или шесть лет, Вонни назвала при нем отца папой. Уинн дернул головой, насторожился. Вонни поняла: брат не в курсе, что его отец женат вторым браком. Иногда она гадает, узнал ли он правду или продолжает считать ее тетей или дальней родственницей. Но Вонни понимает, чего добивается Рейнольдс. Он стер из памяти свой неудачный первый брак, а значит, стер и Вонни. Естественная эволюция отрицания. И все же порой у нее кровь стынет в жилах, когда отец защищает от нее Уинна. Теперь она чувствует себя не столько попрошайкой, сколько вором. До того как она вышла замуж, Рейнольдс и Гейл пригласили ее на ужин. Перед самым десертом Вонни заметила на пальце у Гейл рубиновое кольцо, которое бабушка всегда обещала ей. Вонни извинилась, вышла в туалет, где ее и стошнило. Глупо, конечно; Вонни терпеть не может украшения, они ее только стесняют; и все же она до сих пор мечтает о том кольце. Она втайне надеется, что кольцо, купленное бабушкой в Индии, вымочено в кислоте, медленно разъедающей плоть хозяина, или несет проклятие, которое лишает хозяина языка.

Но пока что Гейл трещит без умолку. Вонни слышит ее голос в коридоре. И тихий голосок мальчика Уинн. Рейнольдс начинает терять терпение. Но дело не только в этом. Похоже, он боится Вонни.

— Что тебе нужно? — спрашивает он.

— Денег, — отвечает Вонни, почему-то возбужденная своей грубой прямотой.

— Ни за что, — наотрез отказывает Рейнольдс.

Забавно. Он даже ни на секунду не задумался.

— Сказать тебе, зачем мне деньги? — вежливо спрашивает Вонни.

«Сказать тебе, как однажды утром в твоего внука воткнули тридцать две иголки? Сказать тебе, что если я когда-нибудь буду так холодна со своим ребенком, то пусть меня застрелят в сердце?»

— Нет, мне неинтересно, — отвечает Рейнольдс.

На письменном столе отца лежит латунный нож для разрезания писем. Вонни завороженно глядит на его холодное острое лезвие.

— Думай что хочешь, — продолжает Рейнольдс, — но я тебе ничего не должен.

Саймон, наверное, только что проснулся после дневного сна. Вонни не знает, заплачет ли он, поняв, что мамы нет рядом. Неужели ребенком она клала голову на отцовскую подушку, как Саймон, когда приходит к ней под бок? Неужели отец держал ее за руку при переходе через улицу? Вонни не в силах поверить, что для Саймона она то же, что и Рейнольдс для нее. Тождество тут невозможно, и все дело в проклятых деньгах.

— Мне нужно пять тысяч долларов, — говорит Вонни.

— Заработай, — предлагает Рейнольдс.

Мать Вонни, Сюзанна, клянется, что влюбилась в Рейнольдса из-за его внешности. Это раздражает Вонни — ведь она захотела Андре по той же причине. Она влюбилась в его темные волосы и одежду: бирюзовую футболку и потертую коричневую кожаную куртку. Влюбилась в жар, которым дышала его кожа. Но это еще не все. Как ни странно, Вонни понравилось его молчание. Казалось, он действительно ее слушает. Мать рассказала, что самым привлекательным в Рейнольдсе были его честность и презрение к деньгам.