Обольститель и куртизанка - Анна Кэмпбелл Страница 18

Вечером следующего дня Оливия сидела за фортепиано, рассеянно играя сонату. Час был поздний, близилась полночь; мысли Оливии занимала не музыка, а мужчина, ставший ее любовником, и странное пари, заключенное накануне.

И еще более необычная первая ночь, проведенная вместе с новым покровителем.

Взяв неверную ноту, куртизанка принялась играть аллегро сначала. Пальцы сами собой находили нужные клавиши; отдавшись течению музыки, Оливия почувствовала, как напряжение понемногу отпускает ее. Все последние бурные годы музыка и книги служили ей утешением. Она вспомнила странный, почти дружеский разговор с лордом Эритом у Перри в библиотеке. Ей показалось тогда, что граф ее понимает.

Нет, ничего он не понял.

Однако Эрит вел себя на удивление терпеливо, отвечая на ее расспросы об Италии, а затем покинул дом, не попытавшись вырвать у нее силой прощальный поцелуй. Граф не потащил ее в спальню, не заставил утолить его желание тем способом, который доставил ему такое острое наслаждение в первый раз.

Оливия облизнула губы, ее пальцы начали дрожать, взяли фальшивый аккорд и замерли. Да что с ней такое, в самом деле? Ей никогда не нравилось ублажать своих покровителей. Разве что это давало ощущение собственной власти над ними.

Тяжело вздохнув, она вернулась к началу сонаты. Лорд Эрит придет, в этом она не сомневалась. Граф отменил задуманную поездку в «Таттерсоллз», сославшись на семейные дела. Он прислал короткую записку, обойдясь без цветистых комплиментов, к которым привыкла Оливия. Не называл ее богиней и не бросался благоговейно, хотя бы только на словах, к ее ногам. И все же несколько слов, написанных твердым размашистым почерком, доставили ей удовольствие.

Оливия неохотно признала, что прошлой ночью граф вел себя достойно, заслужив ее одобрение.

Что в этом удивительного? Он умен, много путешествовал. И обращался с ней не как с безмозглой куклой.

Оливия высоко вскинула руки и уронила пальцы на клавиши; раздался резкий протяжный звук.

— Не думаю, что это написал герр Гайдн.

Подняв голову, она увидела в дверях лорда Эрита во фраке. Он наблюдал за ее игрой. Оливия еще раньше заметила, что, прежде чем войти в комнату, Эрит обычно задерживается на пороге, осматривается.

— Хотя, возможно, ему следовало бы это сделать, — огрызнулась Оливия. Застигнутая врасплох, она и думать забыла, что опытная соблазнительница никогда не показывает любовнику свою истинную сущность.

Оливия постаралась принять бесстрастный вид. Большинство мужчин ей без труда удалось бы обмануть, но с лордом Эритом она ни в чем не была уверена. Оливия поднялась из-за фортепиано с рассчитанной грациозной неспешностью, которой научил ее первый любовник. Мужчина, разрушивший ее жизнь в коварном сговоре с ее братом. Губы ее изогнулись в любезной улыбке куртизанки, готовой на все, чтобы угодить своему покровителю.

Она привыкла угождать. Гнев и отвращение выбили из нее еще в юности вместе с желанием бунтовать. На что только не пускалась Оливия Рейнз, ублажая мужчин. Едва ли найдется что-то, чего она не смогла бы. В прошлом или в будущем.

— Не хотите ли немного вина, прежде чем мы пройдем в спальню, милорд?

— Нет, — мягко отказался Эрит.

Оливия мысленно выбранила себя за глупость: ей послышалось сочувствие в низком звучном голосе графа.

Бесшумно ступая, Эрит направился следом за своей любовницей по освещенной лестнице в спальню. При виде ее прямой спины и плавно покачивающихся бедер сердце его глухо заколотилось. Оливия его ждала, об этом говорил ее наряд — розовое вечернее платье.

Конечно, ждала. Какая-то неодолимая таинственная сила притягивала их друг к другу. Эриту чертовски хотелось бы знать, что это. Не страсть. Хотя вскоре, возможно, проснется и она.

Быть может, Оливия холодна от природы?

Он в это не верил. Хотя и понимал, что, для того чтобы Оливия отбросила притворство, ему придется призвать на помощь все свое искусство соблазнителя, всю искушенность в делах любви.

Вызов, достойный отъявленного распутника и повесы.

Он стоял, слушая игру Оливии, достаточно долго, чтобы почувствовать страстность, таящуюся под внешней холодностью этой женщины. Она сбивалась, начинала играть заново, но в музыке ее звучало чувство.

Она яростно набрасывалась на клавиши, словно рвущийся в битву воин. Оливия и в другом вела себя как мужчина. Граф вспомнил, как она, облаченная в мужской костюм, залихватски опрокидывала в себя бренди, будто бывалый светский лев. По телу Эрита прошла волна жара.

Его жена была воплощением женственности всегда и везде. И лишь сев на лошадь, она превращалась в демона. Это безрассудство и убило ее, оставив Эрита в двадцать два года безутешным вдовцом.