Алое домино - Сильвия Торп Страница 17

— Я заметила, что они часто бывают в обществе друг друга, — сухо ответила Антония. — А вот чего я НЕ заметила, так это что Сент-Арвана кто-то принуждает.

Люси помолчала, потом задумчиво произнесла: — Я с трехлетнего возраста близко знакома с Джер — реном и знаю его, как своих собственных братьев. Ему вовсе не свойственно держать сердце открытым. Если он продолжает не таясь флиртовать с Джессикой — как, впрочем, и с любой другой женщиной, — то заверяю вас, дорогая, жене решительно не о чем беспокоиться.

Поверенный Джеррена подыскал премилый дом на Брук-стрит. Джеррену дом показался приемлемым, Антония же сочла ниже своего достоинства выказывать большее впечатление, хотя втайне пришла в восторг. Мысль о собственном доме, где она могла бы стать хозяйкой, а не всеми презираемой, непрошенной чужачкой, наполняла ее небывалой радостью, которую трудно было скрыть, и в мучительном нетерпении она ожидала, пока Джеррен окончательно улаживал дела с поверенным.

Как только все формальности были закончены, она с головой ушла в обустройство дома. Вникала во все самые незначительные детали, самым тщательнейшим образом подбирала мебель, портьеры, украшения, отбирала прислугу. Выбор ее был практически никем не ограничен, поскольку Джеррену вскоре наскучили все эти домашние хлопоты, а вот советы Люси, охотно испрашиваемые и даваемые, были как нельзя кстати. Впервые в жизни у Антонии появилась подруга примерно одного с ней возраста, и это стало дополнительным источником радости для нее.

Когда дом был наконец готов и они с Джерреном въехали, Антония с тайным волнением и нетерпением ожидала, понравятся ли ему ее труды. Невзирая на различия в характерах, она никогда не оспаривала его мнения по таким вопросам и не сомневалась, что он лучше разбирается в том, что в свете считается правильным или неправильным. Кое-какие советы Люси показались ей все-таки неприемлемыми, и она позволила себе поступить по собственному усмотрению. Теперь же ее вдруг начали одолевать сомнения.

Однако волнения оказались напрасны. Обойдя весь дом и оказавшись снова в гостиной, Джеррен взял ее руку и с чувством поцеловал.

— Примите мои комплименты, голубушка. Ваш вкус безупречен.

Она зарделась от удовольствия: — Рада, что вам понравилось. Правда, на все это ушла уйма денег.

Он иронически поднял бровь: — Полагаете, я стану придираться к вам?

— Нет, — отвечала она с некоторой шутливостью, — но это вполне может сделать дедушка.

— Думаю, сэр Чарльз не станет возражать против каких бы то ни было действий, возвеличивающих фамилию. Не захочет же он, например, чтобы наш дом хоть в чем-то уступал дому Роджера Келшелла.

— Согласна! — Теперь в голосе Антонии послышалась горечь. — Но с другой стороны, он может самым решительным образом возражать против чего угодно, что делает счастливой меня.

— А вы счастливы, Антония? — Джеррен коснулся узкого воланчика из кружев и лент, украшавшего вырез платья. — Неужели я постепенно искупаю ошибку, которую допустил, женившись на вас?

За всегдашней беспечностью тона неожиданно послышалась серьезность, насторожившая ее. Уже сменяя суету дома Маунтвортов на уединенность собственного, она ощущала некоторое смятение, а теперь неясный трепет вылился в настоящую тревогу. Быстро отодвинувшись, она произнесла, едва дыша.

— Конечно, сейчас я гораздо счастливее, чем в Келшелл-Парке. Здесь у меня полно друзей, развлечений и наконец-то, впервые в жизни, есть собственный дом. Не считайте меня неблагодарной.

Он рассмеялся, видя такой испуг, и будучи достаточно опытен, не стал ни на чем настаивать.

— Не уверен, что ваша благодарность — по адресу. При самом огромном желании я не смог бы обеспечить ни дома, ни подходящих увеселений, если бы сэр Чарльз не выделил на все это средств, однако не осмеливаюсь даже предполагать, что вы испытываете признательность к нему.

— И правильно не осмеливаетесь, — Антония рассмеялась с облегчением, что он вернулся к своей обычной манере над всем подшучивать. — Самое сильное чувство, какое я испытываю в данный момент, — это удовлетворение; и не только оттого, что смогла наконец избавиться от него, но и оттого, какое унижение он, должно быть, испытывает, понимая, что своими руками, хоть и не желая того, предоставил мне для этого все средства. А теперь я должна пойти взглянуть, распаковала ли Тернер мои вещи.

«А она постепенно начинает смеяться, — отметил Джеррен после ухода Антонии, — это уже кое-что». И глаза уже не так мрачны, и лицо все чаще сияет юностью и беззаботностью. Да, это кое-что, но еще не все. Он не успокоится, пока из ее души не изгладится все прошлое и она не примет их брак во всех его аспектах. Начало было таким неблагоприятным, что он просто не мог не принять этот вызов судьбы и твердо решил, преодолев враждебность Антонии, завоевать ее и добиться «добровольной сдачи на милость противника». Это решение вкупе с неясным ощущением, что он обязан помочь ей избавиться от опеки деда, и натолкнуло на мысль привезти ее в Лондон и здесь играть роль внимательного мужа. Но прошло не так много времени, а роль постепенно переставала быть просто ролью. Как ни иронизируй, ни посмеивайся над собой, а приходится признать: он все глубже привязывался к этой непокорной, насильно повенчанной с ним женщине.

Завоевать расположение Антонии было вовсе не легким делом. При такой непредсказуемости настроений она могла самым неожиданным образом отреагировать на любое предложение. Зная, что у нее совсем нет драгоценностей, он, по приезде в Лондон, подарил ей прелестные серьги с изумительными рубинами и алмазом. Она же с подозрением уставилась на подарок: — Почему это вы вздумали дарить мне драгоценности?

— А почему бы и нет? — Он намеренно отвечал с иронической небрежностью. — Обычно новобрачные преподносят женам в дар фамильные украшения, но все подобные вещи семейства Сент-Арванов давно уже у ростовщиков. Так что пришлось купить для вас эти серьги. Думаю, они подойдут и понравятся вам.

Она довольно холодно поблагодарила и хотя то были первые ее собственные украшения, сунула их в ящик, даже не примерив. Он был разочарован, но через несколько дней на приеме у Люси заметил, что Антония надела их.

Ободренный этим, Джеррен стал с тех пор время от времени делать ей подарки, которые иногда принимались с радостью, но гораздо чаще — с явным равнодушием. И в то же время ее отношение к нему постепенно менялось. Порой им случалось даже достигать взаимопонимания, но потом она вдруг впадала в гнев или погружалась в угрюмую враждебность. Зачастую он сам был виноват и понимал это. Его склонность видеть в любых обстоятельствах смешное, привычка непочтительно высмеивать даже самые серьезные вещи были пока еще неприемлемы для нее: слишком сильны оказались впечатления мрачного детства и пагубное влияние сэра Чарльза.

Антония жила в предвкушении приемов в собственном доме и оказалась великолепной хозяйкой. Одними из первых на Брук-стрит были приглашены мистер и миссис Роджер Келшелл — Антония старалась показать, что совершенно не разделяет предрассудков своего деда. Она послала им приглашение и потом с некоторым вызовом сообщила об этом Джеррену, но он не выразил ни малейшего неудовольствия. После визита Келшелла к леди Маунтворт они уже встречались в свете, и неизменно Роджер проявлял к своей юной родственнице и ее мужу самую изысканную, улыбчивую любезность, в которой поровну было теплоты и сдержанности. Несмотря на всю неприязнь к мистеру Келшеллу, Джеррен не мог не оценить достоинство, с каким этот человек воспринял горькое поражение от руки сэра Чарльза. Если Антония предпочитала быть на сравнительно дружеской ноге со своими родственниками, то малую толику сердечности и он был готов внести.