Венецианский бархат - Мишель Ловрик Страница 17
Венецианский бархат - Мишель Ловрик читать онлайн бесплатно
Ознакомительный фрагмент
«И этими руками он касается тебя», – подумал Бруно, ужасаясь непристойности собственных мыслей. В этот раз он не мог дождаться, когда же она наконец уйдет. Для него это было слишком. После ее ухода он повалился на пол и прижался щекой к холодному мрамору. На виске у него вздулась и отчаянно пульсировала жилка, а в живот словно бы насыпали горячих углей. Он крепко зажмурился, и перед глазами у него заплясали яркие желто-зеленые круги; он приподнял веки, но они не исчезали. Бруно долго пролежал так, пока топот ног на лестнице не возвестил о приходе коллег.
Но образы, возникшие в эти минуты в его воспаленном воображении – Сосия в объятиях своего старого доктора-еврея, – прогнать оказалось не так-то легко.
* * *
Они изготавливали все новые и новые оттиски. Как только ему начинало казаться, что дело близится к завершению, что вот еще один последний штрих, и все будет готово, Сосия совершала резкий поворот, меняя направление. Это была не просто доработка стиля или выразительности; каждый день Сосия сама бывала другой. Иногда она приходила к нему поникшей, смиренно принимая все его замечания. В такие минуты Бруно казалось, что она готова упасть ему в объятия, которые он страшился предложить ей. Она словно ощущала, как его невысказанное желание тяжким бременем ложится ей на плечи. В другой раз она представала перед ним стремительной и дерзкой: требовательной, самоуверенной, возбуждающей. Она нетерпеливо барабанила пальцами по столу и говорила быстро, уголком рта. Однажды, резко потянув на себя лист превосходной веленевой бумаги, она оставила ему длинный порез на запястье. Он был уверен, что она сделала это нарочно, и с благоговением поглаживал рубец, пока тот наконец не затянулся.
Однажды утром, выдергивая образцы один за другим из стопки бумаги, она вдруг наступила на край своей накидки, споткнулась и ударилась головой о деревянную полку. Оглушенная, она покачнулась и едва не упала. Бруно, стоявший рядом, еле успел подхватить ее. Каким-то образом она умудрилась навалиться на него так неловко, что прижалась губами к его губам. Рот ее приоткрылся, и она коснулась его губ языком. Она оставалась совершенно неподвижной – похоже, лишилась чувств, и Бруно, дыша ей в открытый рот, ощутил, как его влажный жар проникает в нее. Его руки беспомощно заскользили по ее спине, касаясь волос, не зная, где остановиться и как поддержать ее. Казалось, его губы приняли на себя весь вес ее тела, сколь бы малым он ни был.
Они надолго замерли в таком положении, пока Сосия медленно не опустилась на колени. Губы ее заскользили по его подбородку, шее и груди, уткнувшись наконец ему в пах. Нос ее уперся ему в лобковую кость. Он потрясенно прошептал: «Святой Боже!» – потому что она в любой миг могла очнуться и ощутить, как сокрушительно действует на него столь непосредственная ее близость.
Он быстро опустился на колени, взял ее за плечи и слегка отстранил от себя, чтобы видеть ее лицо. Голова ее поникла, как тяжелая гроздь винограда на черенке лозы. Одной рукой он запрокинул ей лицо. Он уже слышал топот ног на нижних этажах. В любой момент дверь могла распахнуться, и в комнату с шумом и стонами ввалились бы ученики, чтобы начать новый трудовой день.
– Сосия! Signora Симеон! – отчаянно зашептал он.
Она пробормотала нечто нечленораздельное и неразборчивое на родном языке. Глаза ее оставались закрытыми: трепещущие ресницы лежали на щеках. Бруно бережно погладил их одним пальцем. При этом первом контакте с ее кожей его пронзила сладкая дрожь, и он, как ребенок, боязливо втянул голову в плечи.
– Очнитесь! – взмолился он. – Сюда идут.
Взгляд его испуганно метнулся с ее лица к двери.
Но Сосия уже пришла в себя, пристально глядя на него своими желто-зелеными глазами.
– Где ты живешь, Бруно Угуччионе? – хрипловатым голосом спросила она, впервые обратившись к нему по имени. – Надеюсь, ты живешь один?
…Но что ты не вдовцом проводишь ночи, Громко ложе твое вопиет венками И сирийских духов благоуханьем; И подушки твои, и та, и эта, Все во вмятинах, а кровати рама И дрожит, и трещит, и с места сходит.
Если их сухопутные родственники привыкли проводить брачные ночи в рощицах и на полях, то венецианцы – по своему обыкновению, отказавшиеся от природы или вздумавшие улучшить ее, – предпочитали для такого действа гондолы, выдолбленные из ствола цельного дерева, отделанные искусной резьбой и ярко раскрашенные, с подушечками и занавесями, доведенные до совершенства. Состоятельных влюбленных можно было отличить по их стройным лодкам, грациозно покачивающимся на воде с носа на корму и с борта на борт. Те же, кто был слишком беден, чтобы купить себе час любви на палубе гондолы, преследовали своих пеших возлюбленных, настигая их в укромных уголках в безлунную ночь.
Или приглашали их к себе домой, где и открывали им свои сердца.
Бруно понимал, что Сосия причинит ему боль, но все равно распахнул перед нею двери. Короткий стук, и она появилась на пороге, подбоченившись и заглядывая ему через плечо, дабы оценить размеры и удобство его квартирки. Накидку ее покрывал снег, и она резким движением стряхнула его. Снежинки попали ему на лицо, холодные и острые, как иглы.
Пока дверь оставалась закрытой, он чувствовал себя почти в безопасности. Его чувства к ней были заперты в каменном мешке его комнат, заколоченные досками и замазанные несколькими слоями краски. Но он по собственной воле подошел к двери, откликаясь на ее повелительный стук, и охотно впустил ее в свою жизнь. Он понимал, что с этого момента его существование обретет оттенок нереальности, превратившись в кошмар, вроде бесконечного полета на спине морской птицы в глухую полночь. Он станет жить полной жизнью, забыв о страхе смерти. Он наконец-то познает на собственном опыте то, о чем пишут в поэмах.
Бруно много раз прокручивал в голове эту сцену. Он представлял, как, перешагнув порог, она падает ему в объятия, дрожа от собственной смелости. Он воображал, как гладит ее по голове, целует кончики пальцев, а потом складывает ее руки вместе, словно молитвенным жестом, после чего наигрывает ей на отцовской флейте трогательную мелодию при свече, глядя, как нежность переполняет ее глаза, как всегда бывало с матерью, стоило отцу начать играть ту же музыку. Он долгими часами лежал без сна, решая, как именно будет целовать ее глаза, и наконец остановился на том, что трижды коснется каждого века невесомыми поцелуями. Он уложит ее на тюфяк, опустится рядом на колени, но на благоговейном расстоянии, безмятежно глядя на нее влюбленным взором, дабы вселить спокойствие. Затем он ляжет рядом с ней и укроет обоих одеялом, чтобы согреть их трепещущие руки и ноги. Наконец, он медленно обнимет ее одной рукой, потом другой, прижав ладони к ее бокам и без вульгарной спешки совлекая с нее одежду. Потом он заговорит с нею, перемежая поэтические строчки собственными уверениями в любви. В этих видениях Сосия лежала, нежно и робко прильнув к его груди, пока он, медленно и исподволь, убеждал ее в чистоте своих намерений, и она в конце концов покорялась ему, зардевшись и не поднимая глаз, когда он прижимался губами к ее губам.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии