Бунтарка. Берег страсти - Шерил Сойер Страница 17

— Куаньи, это я провожу тренировки, и мне хотелось бы видеть, как ты будешь учить тех, кого мне предстоит… — Он осекся, когда острие рапиры Виктора сверкнуло рядом с рукавом его рубашки. Покрытое веснушками лицо Лафайета нахмурилось, и густая прядь рыжих волос, взмокшая от пота, прилипла ко лбу. Несмотря на то что он с мрачным видом сосредоточился на фехтовании, огонь все еще горел в его настороженном взгляде голубых глаз, следивших за каждым движением Виктора. Лафайет не сомневался в силе собственного крепкого сухощавого, гибкого тела. Воспользовавшись приемом, который недавно усвоил у учителя фехтования в гарнизоне, он застал Виктора врасплох, и тот невольно отступил назад, к помосту.

Клинки скрещивались и звенели, пока Виктор умело отражал удары. Он чувствовал, что рука все время дрожит, но он был сильнее и радовался тому, что способен держать маркиза на расстоянии, несмотря на то что тот превосходил его в мастерстве.

— Это новый прием, — сказал Виктор. — Если ты освоил его именно в Меце, то я не прочь вернуться туда вместе с тобой.

— Мец — край света. Только не говори, что сейчас ты готов променять Париж на другое место. А как же твоя любовная интрижка?

Виктор выругался, когда кончик рапиры маркиза поцарапал его предплечье, и проворчал:

— Есть!

Куаньи привстал:

— С маленькой Биянкур?

Маркиз проигнорировал мелькнувшее на лице Виктора раздражение и сказал:

— Ну хватит, сдавайся! — И дал решительный отпор, когда Виктор удвоил свои усилия. Рассмеявшись, Лафайет сказал: — Куаньи, хочешь верь, хочешь нет, но за безупречным отношением нашего друга к очаровательной мадемуазель де Биянкур скрывается совсем другая история.

— Но тебе никто не дал права говорить об этом, — возмутился Виктор и резким выпадом застиг маркиза врасплох, с удовлетворением заметив, что жилет, который тот надел поверх рубашки, окрасился в розовый цвет.

Лафайет бросил рапиру на землю и широко улыбнулся Виктору, стараясь отдышаться.

Куаньи сказал с притворной обидой:

— Так нечестно. Он только что приехал из провинции и уже по уши увяз в любовном заговоре.

Спокойно глядя Виктору в глаза, Лафайет тут же ответил:

— Куаньи, довольно! Мы пришли сюда не для того, чтобы обсуждать дам.

— Не будем обсуждать даже Венеру этого года? Несравненную Аглаю де Юнолстейн?

Маркиз покраснел — настала его очередь растеряться. У этой юной дамы, недавно появившейся среди избранного общества, были десятки поклонников при дворе, а его собственное восхищение, которое он слишком поспешно выразил во время последнего визита в Версаль, не произвело на нее ни малейшего впечатления.

Виктор подошел к окну, положил свою рапиру на скамью рядом с Куаньи и начал расстегивать тунику для фехтования. Он не был расположен участвовать в беседе о версальских красавицах и обрадовался, когда Лафайет повернул разговор в другое русло. Он не завидовал ни тому, что его друг мог свободно бывать при дворе, ни устраиваемым там пышным балам, которые украшали своим присутствием прекрасные светские львицы. Напротив, желание маркиза блистать в этой среде само собой не внушало дружеских чувств Виктору. Если он и ревновал к чему-то, то лишь к преданности маркиза и своей юной жене, свидетелем которой он стал. Такая преданность запала ему в душу среди прочих менее заметных явлений как цель, ради которой без сомнений можно вступить в сражение.

Онорина де Шерси тосковала по Парижу. Она тосковала не только по своему удобному дому на Рю Жакоб, по вечеринкам за ломберными столиками и друзьям, но и по упорядоченной и спокойной жизни. Онорина была из тех женщин, для которых домашнее счастье значило все, однако после короткого первого брака она лишилась этого. Любимый муж и маленькая дочь умерли от одной и той же болезни, и долгое время ее беспокоили лишь многочисленные нежеланные предложения руки со стороны тех, кого соблазняло ее состояние. Ее надежды воскресли, когда она встретила Аристида де Шерси и вышла за него замуж, ибо считала, что его не интересуют ее деньги. Очень скоро она убедилась, что это не так, и, хотя старалась создать ему мирный и приятный очаг, лишь наталкивалась на его мрачное настроение и сухость. Ей не стоило жалеть о том, что у них не было детей.

Когда Аристид умер, она снова погрузилась в одиночество и решила, что больше никогда не выйдет замуж и в ее доме больше не будет детей. Мир и спокойствие поселились в ее душе, и она решила перенести всю свою нерастраченную любовь на людей, которых ей так не хватало, которые могли бы принести тепло в ее жизнь. Онорина очень любила семейство Шерси, живших на Луаре. Хотя их не связывали кровные узы, тем не менее они были ей ближе всех — даже Жюля во время долгого отсутствия она вспоминала с любовью. Вот потому-то она осталась в Мирандоле, считая, что может быть полезной. Однако после отъезда Виктора де Луни в Париж положение дел ухудшилось, и в этом ее племянник был виноват не меньше, чем Вивиан.

Еще мальчиком Жюль был известен своим мрачным, необузданным нравом, который никогда не обращался против его новой семьи, но тем не менее всегда был готов вырваться наружу. Онорина не часто видела его таким в юности и надеялась, что он исправился. Но вот Жюль выгнал управляющего Мирандолой, проработавшего здесь более двадцати лет. Он принял такое решение, ознакомившись с бухгалтерскими книгами имения, и не стал обсуждать этот вопрос ни с ней, ни с Вивиан, был немногословен и с самим управляющим, Жаном Любеном. Женщинам было лишь сказано, что Любен последние несколько лет не сумел продать по достойной цене пшеницу, рожь и другие зерновые и слишком часто проявлял свою некомпетентность. Вивиан попыталась вступиться и, когда ей это не удалось, собиралась заявить формальный протест, но натолкнулась на глухую стену. Прощаясь, Любен устроил жалостливую сцену, что тронуло Вивиан и вызвало раздражение у Жюля. Онорина заметила, что он с трудом сдерживает свой гнев.

По иронии судьбы это дело получило новый поворот, когда Шерси все вместе отправились в Лонфер — крупный город недалеко от Мирандолы. За истекшие недели Жюль восстановил знакомства с большинством людей края, которые знали его еще молодым человеком, и его везде хорошо принимали. Он сам занимался всем хозяйством, пока новый управляющий осваивал азы местной коммерции, и таким образом незаметно снова погрузился в сельскую жизнь. В тот день он сопровождал женщин в город верхом на лошади, а они ехали в ландо. В последнее время Онорина брала Вивиан с собой, когда ездила в гости, что несколько подняло настроение девушки. Она давно не бывала в Лонфере, и ей не терпелось посетить любимые магазины и увидеть знакомые лица.

Сперва Жюль оставил женщин в лавке торговца шелком и бархатом и отправился на рынок по делам, затем, спустя час, снова присоединился к ним и, взяв обеих за руки, шел по улице, останавливаясь, когда им хотелось зайти в какой-либо магазин или поговорить со знакомыми. Они отобедали на первом этаже лучшего гостиного двора. Вивиан рассеянно глядела в окно, не мешая графу вести разговор с тетушкой. Затем они посетили оперу, дружелюбно обменялись впечатлениями.