Затерянная мелодия любви - Рэдклифф Страница 17

– У меня нет времени спорить с вами, Анна, да мне и не нужно. Я все еще хозяйка этого дома, и если не ошибаюсь, вы работаете на меня. Не спорьте о том, о чем вы понятия не имеете!

– Я знаю, что нельзя работать на пределе возмож…

– Вы осмеливаетесь говорить о моей работе?! – закричала Грэм, и с яростью захлопнула крышку рояля. – Да что вы знаете о моей работе?! Способны ли вы хотя бы распознать музыкальный шедевр, уж не говоря о том, чтобы понять, каково это – написать его?! Вы хотя бы представляете, с кем вы… – Грэм внезапно замолчала, понимая, что она собиралась сказать. Вы хотя бы представляете, с кем вы разговариваете? Но кем она была теперь?

Анна скорее предпочла бы гнев, чем мучительную неопределенность, которая проявилась на лице Грэм прежде, чем она успела отвернуться. Похоже, Хэлен озвучила главный страх Грэм. А что, если действительно у Грэм не получится ничего написать?

– Конечно, я не могу знать, каково это! Я даже не могу представить, как вы смогли написать то, что уже написано. Но я знаю, кто вы, Грэм, и я знаю, что вы можете. Только перестаньте над собой издеваться! Это лишь усугубляет ситуацию.

Грэм склонила голову, ее руки лежали на молчаливом большом рояле.

– Анна, пожалуйста, оставьте меня, – тихо попросила она, ее отчаяние было очевидным.

– Я не могу, – категорически заявила Анна. – Только не сейчас.

Грэм поднесла руку к растрепанным волосам.

– Я не знала, что вы такая упрямая.

– Вы еще много чего обо мне не знаете, – сказала Анна и, быстро подойдя к Грэм, взяла ее за руку. – Идемте, вам нужно присесть.

Грэм позволила Анне подвести себя к креслу. У нее не осталось сил, чтобы сопротивляться. Она была готова признать поражение, но музыка все еще была с ней, так близко! Нужно только не оставлять попытки! Она со стоном запрокинула голову.

– Хотите шампанского? – предложила Анна.

Грэм тихо засмеялась. – Но разве сейчас не утро?

– Да, но для вас – время ложиться спать. Вы на ногах уже три дня подряд, ваш организм не выдержит таких нагрузок, – логично заключила Анна, пытаясь завуалировать собственный страх.

– Я не могу остановиться, Анна. Только не сейчас, – неистово начала Грэм. – Я так усердно старалась записать музыку, которую слышу, но мелодия ускользает от пера. – Она опустила голову на руки. – Наверное, я больше не способна сочинять музыку. И, похоже, пытаюсь одурачить саму себя.

Анна не могла вынести поражения в ее голосе.

– Грэм, вы устали, вы сводите себя с ума. Поешьте чего-нибудь. Отдохните немного. Музыка придет, вот увидите.

Грэм покачала головой. – Я не могу. Если я сейчас засну, возможно, я потеряю ее навсегда.

Она едва контролировала себя, ее голос звучал неуверенно, изнуренно и даже отчаянно.

Анна больше не могла спокойно смотреть на ее страдания.

– Грэм, – мягко сказала она, одной рукой держась за спинку стула, а другой заботливо прикоснувшись к плечу Грэм. – Вы не потеряете ее. Это частичка вашей души, вы сама и есть музыка. Я знаю это, потому что слышала, как вы играете.

Она запустила пальцы в густые волосы Грэм, массируя напряженные мышцы ее шеи. Грэм застонала, запрокинув голову в заботливые руки Анны.

– Так нечестно, но так приятно, – пробормотала она.

– Закройте глаза, – сдавленным шепотом произнесла Анна.

– Только на минутку, – уступила Грэм. Она так устала!

Анна держала Грэм в своих руках еще долго после того, как та уснула. Она аккуратно убрала черные локоны со лба Грэм, вздрогнув от вида темных кругов под ее глазами. Ее кожа казалась бледнее обычного. Анна почувствовала страстное желание защитить столь тонкую натуру. Она продолжала нежно перебирать волосы Грэм, пока та спала. Держа Грэм в своих руках, она впервые за несколько дней почувствовала умиротворение, и вскоре тоже задремала.

Очнувшись через некоторое время, Грэм обнаружила, что ее голова мирно покоится на плече у Анны, а рукой она обнимает ее упругую талию. Тепло тела Анны оказалось для нее неожиданностью. Ощущение близости с другим человеческим существом, было давно забытым и совершенно не желанным явлением. Но вопреки здравому смыслу, ее тело начало реагировать. У Грэм не получилось взять под контроль собственную реакцию. Близость Анны пробудила воспоминания в ее теле и душе, которые она хотела бы похоронить навсегда. Она знала, что должна встать и разорвать этот контакт. Но пробудившееся чувство жаждало прикосновений Анны.

– Вы проснулись? – тихо спросила Анна, неосознанно проведя рукой по шее Грэм. Ее пальцы остановились на нежной коже у расстегнутого ворота рубашки. Она почувствовала дрожь в теле Грэм, но приняла ее за затянувшуюся усталость.

– Грэм?

– Ммм, – протянула Грэм, пытаясь нормализовать свое прерывистое дыхание. Все ее внимание было сконцентрировано в том месте, где к ней прикасались пальцы Анны. – Головная боль прошла, а музыка осталась.

Она не упомянула о том, что близость Анны не позволяла ей сосредоточиться на мелодии. Но почему-то сейчас это не казалось ей таким важным. Она даже осмелилась надеяться, что ноты ее не оставят.

– О, – улыбнулась Анна. – Значит, позавтракаем, и выпьем шампанского.

– Мне нужно работать, – возразила Грэм, и попыталась подняться.

Анна остановила ее, нежно придерживая за плечо.

– Только после завтрака!

Грэм не знала как реагировать на подобное заявление. Сдвинувшись в широком кресле, она повернулась лицом к Анне.

Анне безумно захотелось погладить нахмурившиеся брови Грэм, но теперь, когда Грэм проснулась, она не решалась к ней прикоснуться. Вместо этого она, молча, смотрела на нее, с удивлением осознавая, какие эмоции вызывает в ней Грэм, одним лишь своим видом.

– Что? – наконец спросила Грэм, чувствуя на себе взгляд девушки.

– У вас самые прекрасные глаза, – прошептала Анна.

Грэм слегка покраснела.

– Шрам, – нерешительно начала она, – очень ужасен?

Анна провела пальцем по шраму, наконец, уступив желанию прикоснуться к этому милому лицу.

– Нет. Я почти его не замечаю, если не считать, что он напоминает мне о той злополучной аварии. И тогда мне хочется вернуть время вспять. Я бы многое отдала, чтобы изменить то, что с вами случилось, – тихо закончила она.

– Почему?

– Я сама не знаю, Грэм, – ответила она, близость между ними позволила ей говорить откровенно. – Я лишь знаю, что когда смотрю на вас, мне хочется узнать вас, узнать, кто вы, что вы чувствуете, что делает вас счастливой, и я знаю, что больше всего на свете я хочу уберечь вас от боли. – Она засмеялась и задрожала. – Я сама не до конца понимаю почему, но точно знаю, что чувствую это.