Набоб - Ирэн Фрэн Страница 17

— Долой англичан! Пушки к бою! — орал Боженька, изображая руками, как он нацеливает пушку.

Мадек расхохотался и повернулся к Визажу. Тот смотрел на них молча и как-то отстраненно. Почему он грустит в такой замечательный день? Почему у него темные круги под глазами, а руки, которые только что обнимали его с такой любовью, бессильно повисли?

У Мадека не было времени на раздумья, Боженька засыпал его вопросами: что, все пехотинцы в индийской армии ходят босиком? а жалованье ему платили? знают ли о его бегстве? Мадек принялся рассказывать, и это продлилось до ночи. А ведь раньше друзья порой не могли добиться от него и двух слов. Мадек расположился посередине бака, на месте, предназначенном для рассказчиков легенд. «Бристоль» шел к Бенгалии, подгоняемый юго-восточным ветром. Мадек говорил о залитых водой рисовых полях, об осаде Мадраса, о жалованьи, которое ему задолжали за восемнадцать месяцев, о радостях мелких побед, о следовавших за ними грабежах, о девчонках, которых распластывали прямо в их домах на земляном полу, а потом возили в обозе для ублажения солдат. Он не стал объяснять, почему бежал, ничего не сказал об Угрюме и его исчезновении в джунглях. Но друзья больше ни о чем и не расспрашивали. Их давний союз, переживший и штормы и штили, восстановлен, — этого было достаточно.

— Долой англичан! — не переставал вопить Боженька. — Мы опять возьмем Мадрас, Масулипатам и всю Индию!

Мадек снова начинал рассказывать, пел дифирамбы своей армии, индийским солдатам, сипаям, которых, по его мнению, следовало бы набирать в большем количестве.

— Вот увидишь, Визаж, Индия завоюется сама собой. Они сражаются, как боги. Надо видеть их поступь, их большие тюрбаны, серебряные пластинки на голове вместо каски. Они обматывают свое тело муслином, причем в столько слоев, что ткань выдерживает удар сабли. И они ни о чем не просят: глиняный кувшин на боку, бидон с кокосовым молоком, и все они идут в бой!

Визаж больше не слушал. Он поднялся, подошел к носу корабля, долго смотрел на звезды, такие яркие в это время над Бенгальским заливом. Вокруг было тихо. Корабли буквально скользили по воде. Вахтенных клонило ко сну, и стоит ли их тормошить? Такая тишина обычно наступает перед катастрофой. Покой на корабле означает, что дьявол бродит по морю. На этот раз дело обстоит еще хуже. На борту «Бристоля» поселилась смерть. Фрегат везет не рулоны муслина и не пудру, чтобы оживить уснувшие чувства Европы. Корабль нагружен пушками, бочками с порохом, он ощетинился штыками. Визаж ходил взад и вперед по палубе. Повсюду ружья. Их вид угнетал его все сильнее и сильнее. Что будет с Мадеком? Теперь и он станет пушечным мясом… Визаж не мог радоваться, как Мадек и Боженька. Он молчал, потому что не знал, как объяснить ликующим солдатам, что Индия скоро превратится в страшную бойню, что его, хирурга-цирюльника, взяли в армию для того, чтобы отрезать раздробленные ноги, обрабатывать раны, из-за которых может начаться гангрена, молоть всякий вздор, помогающий спокойно умирать всем этим солдатам удачи, насильно завербованным и погруженным на корабль смерти. Глядя на океан, Визаж ощущал груз своих тридцати лет. А ведь он, беспомощный свидетель надвигающейся резни, оказался здесь по своей воле. Никто не заставлял его, отпрыска почтенной нантской семьи, покинуть семинарию и отправиться вслед за каким-то мелким дворянчиком с Иль-де-Франса, долго расхваливавшим ему жизнь в тропиках. Достигнув берегов Африки, он пожалел о своем поступке, но было уже слишком поздно. Уже четырнадцать лет прошло с тех пор, как он свернул на том перекрестке судьбы. Он решил стать хирургом. От своего семинаристского прошлого он сохранил сострадание к несчастным, к трагической судьбе черных рабов, к взбунтовавшемуся малышу Мадеку… Но Визаж более не веровал: Библия, святые слова позабылись. В этом мире не было ничего по-на-стоящему доброго, разве что молодость, но она уже прошла, а человеческая ненависть отнимала у него одного товарища за другим.

Когда-то ему казался бездарным мир, в котором с тринадцати-четырнадцати лет в твоей жизни все уже предопределено: сын сапожника становится сапожником, сын скрипача — музыкантом. И чего ради некоторые люди восстают против привычного порядка вещей, как восставал Мадек, как восставал он сам? Зачем все эти миражи дальних островов, путешествия, приключения? Персия, Мартиника, Индия, Перу. Смуглые девушки, мешки пиастров, мошенничество, кинжалы. И еще — война. Он вздохнул и вернулся к товарищам. На баке сильно пахло араком. Кто-то запел:

Нам англичан пора прогнать,

Зубами глотку им порвать,

Торгуем смертью мы вразнос…

Мадек играл в карты и весело смеялся. На его лицо упал свет лампы, и Визаж прочел в нем напряженное ожидание и вздрогнул. Потому что он, Визаж, тоже ждал. Возможно, ждал чуда, которое избавит его от мрачного настроения. Но разве чудеса еще случаются? Он подошел к одному моряку, попросил составить ему партию и сел рядом с Мадеком. Он был уверен, что разгадал его, он чувствовал его состояние так, что, даже не прикасаясь, ощущал, какая у того нежная кожа. Жизнь такая короткая.

От отчаяния Визаж проиграл подряд пять партий.

* * *

Задача «Бристоля» состояла в том, чтобы высадить войска в Масулипатаме, возле французской крепости, стоявшей среди болот Бенгалии и давно уже осажденной англичанами. Однако, когда корабль вошел в гавань, оказалось, что форт сдался, над ним развевался английский флаг. Первая мысль Визажа была о Мадеке. Он боялся, что тот умрет от отчаяния. Ведь у него украли сражение! Если бы Мадека ограбили, избили, бросили нагишом на главной площади Пондишери на глазах у горделивых красоток, он и то не был бы так потрясен.

Было решено плыть дальше на север. Англичане вот уже год хозяйничали в Шандернагоре, но они еще не завладели всей Бенгалией, и между бесконечными дюнами, тянущимися до самой дельты Ганга, кое-где еще оставались небольшие французские фактории, какие-то наспех укрепленные форты, в которых время от времени происходил обмен тканями и специями. Решение оказалось мудрым. Впрочем, о возвращении в Пондишери нечего было и думать: только что начавшийся юго-восточный муссон, который обычно продолжается с апреля по декабрь, сам гнал корабли к Бенгалии, не оставляя им возможности следовать другим курсом. Потому командующий дю Кэ остановил свой выбор на небольшом форте, принадлежавшем Индийской компании, таком удаленном, что даже имя его было неизвестно. Там солдаты построили саманные казармы с соломенными крышами, поблизости устроили арсенал, чтобы в сносных условиях хранить артиллерию и запасы пороха. Правда, при этом им пришлось вступить в настоящее сражение с кобрами, которых на территории форта оказалось великое множество.

Мадек не переставал злиться и громко возмущался тем, что их не ведут в бой. Он все не мог понять, что причиной задержки является неспособность командования Индийской армией к реальным действиям. Он любил дю Пуэ, он уважал армию и потому все неприятности относил на счет злого рока. Когда же наконец стало известно, что в штабе разработан новый план, Мадек пришел в восторг, а его энтузиазм перешел всякие границы. Масулипатам можно было отбить, заручившись поддержкой правящего раджи, которому, похоже, начало надоедать присутствие англичан. Командующий написал радже изысканнейшее послание. Магия стиля и обещанные выгоды сделали свое дело — раджа явился во французский лагерь. Его встретили с помпой, выстроив перед ним весь личный состав. Раджа был польщен таким приемом и согласился следовать за французами, куда бы они ни пожелали.