Обольстительная герцогиня - Эмили Брайан Страница 17

– Как продвигается картина? – спросил он в перерыве между поглощением печенья.

– Уже приобретает очертания. – Перед тем как сделать глоток, Артемизия подула на чай, чтобы охладить его. Она незаметно спрятала руку за спину и слегка размяла затекшую спину, подумав при этом, что не только натурщики страдают от неприятных последствий монотонной работы.

– Могу ли я посмотреть?

– Нет, до тех пор, пока она не закончена.

Всего за несколько дней Артемизии удалось значительно продвинуться в работе. Ее новая картина станет действительно значимой, и она чувствовала это в каждом новом штрихе.

Кисть ее свободно летала по холсту, но, поскольку Артемизия была сторонницей четкого изображения деталей, результат ее пока что не устраивал. В то время как некоторые части тела выглядели необычайно естественно, другие все еще были плоскими и поверхностными. Копировать стройную и мускулистую фигуру Томаса Доверспайка было сущим удовольствием, а его кожа обладала здоровым сиянием и говорила о жизненной силе своего обладателя, однако Артемизия не стала четко прорисовывать паховую область. Она даже подумывала, не задрапировать ли ее. Небольшой пояс или фиговый листок решит проблему, но ее артистическое чутье воспротивилось этому, и Артемизия начала ругать себя за трусость. Он весь был необычайно прекрасен. Даже потерпев поражение, Марс оставался мужественным. И разве не будет малодушным поступком прикрыть его достоинство лишь потому, что при взгляде на него у нее внутри все трепетало?

У него все еще бывали периоды неконтролируемого возбуждения, но Артемизия старалась не говорить об этом прямо. Она никогда не уставала смотреть на него, хотя кожа на его восставшем фаллосе была плотной и туго натянутой, темной от притока крови. Она не переставала представлять, какой на ощупь его фаллос. Будет ли он гладким в ее руке? Или теплым? При мысли об этом ее щеки пылали, а внизу живота появлялось какое-то первобытное, естественное ощущение.

Ей необходимо как можно скорее подумать о чем-то другом.

– У вас было достаточно времени, чтобы привыкнуть к работе. Теперь она кажется вам более простой?

– Почему вы спрашиваете?

– Некоторое время назад казалось, будто работу в качестве моего натурщика вы считаете унизительной, – заявила она, – надеюсь, вы все-таки передумали.

Он пожал плечами:

– Пока не скинете с себя все ваши юбки и не встанете на мое место, все равно не поймете. На мой взгляд, если хотите знать, что представляет собой работа натурщика, попробуйте сами заняться ею.

– Простите, что вы сказали? – Вероятно, она неправильно его расслышала.

– Вообще-то я подал вам весьма стоящую идею, – заявил он, стряхивая крошки с ладоней, – ведь это будет неплохим отдыхом для каждого из нас. Мы могли бы поменяться местами, и я бы немного вас порисовал.

Артемизия чуть не подавилась глотком чая.

– Очень смешно. На какую-то долю секунды я решила, что вы говорите серьезно.

– Я говорю серьезно.

Артемизия поставила чашку на стол.

– Какая ерунда, вы же не художник.

– Ну да, здесь вы правы, – признал он. – Я не умею так строить композицию, как вы, но зато делаю приличные наброски. Смотрите, сейчас покажу.

Он схватил альбом и мелок и несколькими легкими штрихами изобразил Поллакса, который спал на подоконнике, поджав под себя лапки так, что казался маленьким мохнатым комочком.

– Неплохо, – признала она. Линии были четкими и уверенными, а силуэт котенка имел почти безупречные пропорции.

– На службе мне приходилось рисовать карты – объяснил он. – Так что вы думаете по этому поводу, ваша светлость? Может быть, нам стоит поменяться ролями. Обещаю, что не нарисую вам, скажем, три глаза.

– Мистер Доверспайк, ваше предложение необычно и, я думаю, неприемлемо для человека моего статуса, – начала протестовать она, – ведь это будет…

– Унизительно?

– Вовсе нет. – Артемизию разозлило, что ему удалось поймать ее на слове.

– Что же вас останавливает? Неужели вы боитесь?

– Конечно же, нет. – А потом, поскольку Артемизия твердо верила, что в искусстве самое важное – правдивость, она сглотнула и кивнула.

– Я должен признаться, что сначала и сам немного испугался.

Она фыркнула:

– Вы? Мистер Стеснительность-мне-не-свой-ственна?

– Иногда единственный способ встретиться лицом к лицу со своими страхами – не обращать на них внимания и идти вперед, – заявил он. – Быть голым, то есть, прошу прощения, ваша светлость, быть обнаженным перед тем, кого вы едва знаете, действительно довольно устрашающая перспектива. Но в этом отношении вам все про меня известно.

Артемизия подумала, на самом деле ли мистер Доверспайк ей хорошо известен. Мысли о нем часто не давали ей покоя. Да, этот мужчина действительно нравился ей, но он был слишком сдержанным для обычного рабочего, а от представителя дворянства его отличало исходившее от него едва уловимое чувство опасности. Несмотря на то, что Томас провел в обществе Артемизии уже больше недели, он до сих пор оставался для нее загадкой. Она по праву считала себя наблюдательнее многих, однако ей все-таки не удавалось разгадать секреты чужого сердца.

Она пыталась избавиться от воспоминаний о его поцелуе, но иногда память воскрешала их помимо ее воли. Это было сродни урагану, который сметал все доводы рассудка и оставлял за собой опустошение. Наверное, именно вид его чувственного рта сейчас уничтожил остатки разума, ведь она действительно начала раздумывать над его предложением.

– Я никогда не смогу объяснить вам, на что это похоже, – заверил ее он. – Хотите узнать, что вы просите от своих натурщиков, испытайте это сами. – Он насмешливо поднял бровь и добавил: – Если осмелитесь.

Если она не согласится с его предложением, он не перестанет обвинять ее в том, что она унижает его достоинство. Этот несносный человек загнал ее в угол, и у нее нет ни малейшей возможности отказаться от его предложения.

– Я сейчас вернусь. – Герцогиня направилась к комнате для переодевания. Когда она закрыла за собой дверь, внутри у нее все переворачивалось. Артемизия сделала глубокий вдох. В конце концов, она же ожидает, что натурщики без особых усилий решатся на подобный подвиг, и, справедливости ради, следует иметь представление об их настоящих ощущениях.

Ее руки дрожали, когда она снимала испачканный краской передник. Простое муслиновое платье последовало за ним. Когда она разделась до нижнего белья и осталась в сорочке, панталонах и корсете, то поняла, что дальше ей не справиться. Ей не удастся расшнуровать корсет.

– Все в порядке, ваша светлость?

– Да, у меня все хорошо, – ответила Артемизия, досадуя на дрожащий голос. Проклятые французские модельеры. Она давно считала, что мода заставляет людей выглядеть глупо. Разве правильно, что взрослая женщина не сумеет раздеться без посторонней помощи? Она не подумала об этом, когда согласилась на этот фарс. И теперь придется признать, что дальше ей самой не справиться.