Искусство обольщения - Кэтрин О'Нил Страница 17

– Он был так хорош, да?

– Не только в этом дело. Ну, он действительно был хорош. Не просто хорош, он – он потрясающий! Но тут есть еще кое-что. Он верит в меня! Слышала бы ты его отзывы о моих работах. Когда он говорит обо мне, я вижу себя его глазами. Я вижу себя такой, словно все, что было во мне плохого, исчезло. Он заставляет меня чувствовать, что все, что со мной произошло, случилось не просто так, что все со мной произошедшее сделало меня той, кем я сейчас являюсь. Может, мне в жизни встретился кто-то, достойный того, чтобы я его полюбила. Это такое великолепное чувство, Лизетта, что я сама не знаю, что с ним делать.

– Так ты влюбилась?!

– Влюбилась? – Мэйсон подумала и поняла, что Лизетта попала в точку. – Наверное, я и правда влюбилась.

– Дружок, я рада за тебя. Однако у тебя есть небольшая, но досадная проблема, знаешь ли.

– Какая проблема?

– Он принимает тебя за твою сестру. Мэйсон усмехнулась:

– Да уж, проблема есть.

– И как ты намерена с этим быть?

– Я собираюсь рассказать ему правду.

– И… Тебе не кажется, что это может создать другую проблему? В конце концов, ты его обманула.

– Он в таком восторге от моих картин… Он будет счастлив узнать о том, что я жива.

– Тебе виднее. Но будь осторожна, когда надумаешь сообщить ему эту восхитительную новость. Ты ведь не хочешь, чтобы он почувствовал себя дураком.

– Спасибо за совет. Сегодня днем мы собираемся на прогулку. Он хочет показать мне Монмартр, провести экскурсию по «миру Мэйсон». Если я не сообщу ему правду до этой прогулки, он и в самом деле окажется в дурацком положении, когда я обрушу на него правду. Поэтому я должна сказать ему правду прямо сейчас. – Мэйсон теребила простыню, лихорадочно размышляя: – Я знаю, как быть! Но ты должна мне помочь.

Лизетта села.

– О нет.

– Ты же знаешь мужчин. Вот что мы с тобой сделаем: мы пойдем завтракать. Мы отправимся в «Кафе де ла Пэ»…

– «Кафе де ла Пэ»! Да это самый дорогой ресторан в Париже!

– Я знаю. Но мы спишем все на Фальконе. Уж эту малость он может для нас сделать. У меня сегодня праздничное настроение. И, пока мы с тобой будем пировать, ты могла бы помочь мне найти нужные слова, чтобы сказать ему правду.

Но, когда подруги спустились в фойе, их праздничное настроение несколько поблекло. Лизетта схватила Мэйсон за руку при виде представительного седовласого мужчины, который только что вошел в вестибюль и оглядывался с таким видом, словно оказался здесь впервые.

– В чем дело? – шепотом спросила Мэйсон.

– Вон тот мужчина – инспектор Дюваль из Департамента безопасности. Этого хлыщ наводит страх на всю округу.

– Полицейский?

– Да, причем тот, кого лучше не пускать по своему следу.

И как раз в этот момент инспектор заметил девушек. Любезно улыбаясь, он подошел к ним.

Лизетта крепче вцепилась в руку Мэйсон.

– Чего он от нас хочет? – пробормотала она.

Однако ничего угрожающего в манерах сыщика не наблюдалось. С виду он был похож на доброго дедушку. Дюваль снял шляпу и слегка поклонился:

– Полагаю, имею честь обратиться к мадемуазель Эми Колдуэлл из Америки? – Инспектор говорил на английском. С акцентом, но бегло.

– Да – настороженно ответила Мэйсон.

– Я решил, что это вы, поскольку увидел вас в обществе подруги вашей покойной сестры. Позвольте представиться: Оноре Дюваль, сотрудник Префектуры полиции. Я пришел, чтобы от имени всех французов выразить вам соболезнование в связи с кончиной вашей сестры. Если вам понадобится моя помощь, я надеюсь, вы обратитесь ко мне.

Мэйсон кожей чувствовала исходящее от Лизетты напряжение, хотя та стояла у нее за спиной. Мэйсон улыбнулась и сказала:

– Благодарю вас, инспектор, но я не думаю, что в моем визите к вам возникнет необходимость. Друзья моей сестры оказались необыкновенно щедры и всячески помогают мне пережить этот трудный период.

Дюваль пристально посмотрел на Мэйсон, словно изучая. И только тогда Мэйсон заметила, какой острый у него взгляд – взгляд профессионала. Похоже, привык подозревать каждого, не упуская ни одной мельчайшей детали.

Несколько неловких мгновений Дюваль молчал. Лизетта еще сильнее надавила на руку Мэйсон, давая понять, что пора сматываться.

Но вдруг полицейский спросил:

– Вы не позволите мне задать вам один не слишком деликатный вопрос?

– Разумеется, – с застывшей улыбкой ответила Мэйсон. – Спрашивайте все, что хотите.

Взглядом он скользнул по кокетливому платью Мэйсон.

– В вашей стране не принято носить траур по усопшему члену семьи?

Об этом Мэйсон как-то не успела подумать заранее. Надо было срочно найти адекватный ответ.

– Вообще-то у нас в стране не так строго придерживаются традиций как здесь, в Европе. К тому же моя сестра терпеть не могла черное. Она считала черный цвет оскорблением всем прочим цветам радуги. Если вы внимательно посмотрите на ее картины, то увидите, что она не пользовалась черной краской. И ей бы не понравилось, если бы я носила платье того цвета, который она презирала.

Дюваль ничего не отвечал. Неловкость нарастала.

Наконец он спросил:

– Можно мне поделиться с вами личными ощущениями?

– Пожалуйста.

– Мадемуазель, за прошлый год мой отдел расследовал двести четырнадцать самоубийств, совершенных в Париже. И во всех случаях, за исключением четырех, самоубийцы оставляли предсмертные записки или произносили что-то напоследок для тех, кто мог их услышать. Мне кажется весьма странным то, что ваша сестра, которая всю свою жизнь посвятила самовыражению, покинула этот мир молча… Не оставила никаких распоряжений относительно картин, которые так любила. Все это мне кажется весьма противоестественным.

У Мэйсон на затылке зашевелились волосы. Собравшись с духом и призвав себя сохранять спокойствие, она сказала:

– Инспектор, я могу лишь согласиться с вами и сказать, что моя сестра была необычной во всем.

– Верно-верно. Художники живут в собственном мире. Надеюсь, я не слишком вас растревожил своими неуместными наблюдениями?

– Вовсе нет, инспектор. Я благодарна вам за интерес. Дюваль галантно поцеловал руку Мэйсон:

– Позвольте заверить вас, мадемуазель, что, если смерть вашей сестры окажется не тем, чем ее считают, я это выясню. И, если самоубийства не было, я заставлю того, кто пустил этот слух, ответить перед законом в полной мере. Обещаю, мадемуазель.