Любовь, только любовь - Жюльетта Бенцони Страница 17

Вернулся Барнабе, вернулся один и казался очень довольным.

– Вот все и решилось, – сказал он. – Мы разработали план и, как только представится подходящий случай, спасем Лоизу.

– Как это – представится случай? Значит, снова ждать? Почему не сегодня ночью? – исступленно закричала Жакетта. – Разве мы мало ждали? Я разве мало ждала?

– Успокойся, женщина! – грубовато оборвал ее Ракушечник. – Желательно не только спасти Лоизу, но и самим остаться в живых. Этой ночью всюду зажигают костры, самый большой костер будет перед дворцом, второй – на Гревской площади. Невозможно совершать налет в Ситэ в такое время, в двух шагах от костра, когда все улицы запружены народом. Кабош к тому же капитан моста Шарантон. У него оружие, у него люди. Сейчас он могущественнее, чем когда-либо. А нам нужно кое-что приготовить. С Лоизой мы уже нигде не будем в безопасности. Кабош отыщет нас повсюду, даже во Дворе Чудес, у него и там свои осведомители. Так что в тот же день нам нужно будет бежать.

– Нам? – восхищенно спросила Катрин. – И ты побежишь вместе с нами?

– Да, малышка. Мое пребывание здесь кончилось. Я ведь кокильяр-ракушечник, мне нужно возвращаться к своему королю. Король кокильяров призывает меня в Дижон, так что поедем мы вместе.

Он рассказал, что они придумали с Машфером. Как только состоится процессия где-нибудь на окраине и отвлечет парижан, они отправятся к тетушке Кабош и постараются выманить ее на улицу или по крайней мере вынудить отпереть дверь. Тогда с несколькими добрыми товарищами ничего не будет стоить подхватить и увести Лоизу. Но бежать надо сразу на берег Сены, к складам, брать лодку и плыть до Бургундии.

– Ты мне понадобишься, Сара, но затем ты поступишь как захочешь…

Цыганка беззаботно повела плечами.

– Я бы поехала вместе с дамами, если бы они взяли меня с собой. Невелика жертва уехать отсюда. Волка-с-Бельмом с меня хватит! Он надумал спать со мной, и каждую ночь мы с ним воюем. Чем дальше, тем он злее и грозит, что отправит меня танцевать перед Машфером. А ты знаешь, что это такое!

Барнабе кивнул головой, Катрин едва удержалась, чтобы не кивнуть тоже. Кивнуть она не кивнула, но вспыхнула от негодования: она привязалась к своей странной сиделке и чувствовала, что, несмотря на черноту, Сара достаточно красива, чтобы попасть в гарем Машфера. Ласково взяв Сару за руку, Катрин посмотрела на нее, и глаза у нее были в этот миг золотые, как солнечный летний день.

– Мы же не расстанемся, скажи, Сара? Ты поедешь с нами к дядюшке Матье. Правда, мамочка?

Жакетта грустно улыбнулась. Еще недавно полная жизни, крепкая, веселая бургиньонка, она с каждым днем становилась все тоньше, все прозрачнее. Щеки у нее ввалились, побледнели, глубокие морщины прорезали ее лицо, такое гладкое, такое свежее до пережитых ею черных дней. Все платья висели на ней как на вешалке.

– Сара может быть уверена: где бы мы ни были, ей всегда найдется место рядом с нами. Разве не ей я обязана твоим спасением?

И две женщины, рожденные на разных концах земли, бросились друг другу в объятия, горько плача над несчастными судьбами друг друга. Несчастья сроднили их. Горожанка стала такой же неприкаянной, как дочь вольных ветров, что странствует по дорогам и чьи предки брели вместе с ордами Чингисхана. Женская дружба, такая могущественная, когда к ней не примешивается ревность, связала двух женщин, и Жакетта по собственной воле стала звать Сару сестрой.

Барнабе, подкинувший несколько раз Катрин, словно малого ребенка, вдруг как-то странно засопел и вытер нос рукавом.

– Довольно телячьих нежностей! – объявил он. – Есть хочется. И раз мы все тут породнились, то и пообедаем по-семейному. Я прихватил несколько трубочек с кремом от Изабо-Сластены, специально для тебя, малышка, – сказал он и достал из кармана румяные пирожные.

Катрин, сластена почти такая же, как Изабо, давным-давно не видела ничего сладенького. С неизъяснимым наслаждением принялась она за пирожные, потом вдруг подбежала к Барнабе и поцеловала его сладкими от крема губами в плохо выбритую щеку.

– Спасибо тебе, Барнабе!

Барнабе чуть не упал от изумления. Быстрым шагом направился он в темный угол, где хранил свои фальшивые реликвии, и стал перебирать их. Странный приступ кашля завладел им.

– Завтра они поведут на виселицу бывшего прево Пьера Дезэссара. Весь город отправится в Монфокон. Самое время…

Патлатая голова Машфера, очистившегося от всех своих устрашающих язв, просунулась в дверь Барнабе. Ракушечник раскладывал по маленьким медным коробочкам кусочки костей и маленькие бумажки с готическими буквами. Катрин, необыкновенно заинтересованная его работой, вертелась возле него, и прятать ее было поздно: Машфер увидел ее.

– Кто такая? – спросил он, указывая на Катрин длинным грязным пальцем.

– Сестра Лоизы, пленницы Кабоша, – ответил Барнабе. – Но ее и пальцем не тронь, Машфер, она мне приемная дочка!

Вцепившись в плечо Барнабе, король нищих рассматривал Катрин с удивлением и недовольством. Сара только что причесала Катрин, и при свете очага ее волосы казались чистым золотом, глаза тоже, она гордо вздымала головку, как молоденький петушок, стараясь не показать Машферу своего страха. Машфер осторожно протянул руку и тронул ее за косу.

– Старый врун! Я так и знал, что ты меня обманул. Если старшая сдержала все обещания младшей, она должна быть красоткой!

Костлявая рука Барнабе опустила вниз руку Кривого.

– Они не похожи, – сухо сказал он. – А эта совсем девчонка. Кончим на этом, Машфер. Ты ведь пришел с новостью. Выпьешь стаканчик?

– Не откажусь, – отвечал Кривой, грузно опускаясь на табурет. – Но тебе, Ракушечник, повезло, что ты служишь Жако Морскому, а то бы я охотно тебя прирезал из-за этих двух курочек. Я, знаешь ли, люблю молоденьких, они нежнее…

Рука его поигрывала кинжалом, привешенным к поясу, налитые кровью глаза в тусклом свете очага делали его схожим с чертом. Катрин отступила на два шага и перекрестилась.

Барнабе пожал плечами, не прекращая своей работы.

– Не пугай детей, Машфер. Успокойся, у нас еще немало дел, и ты совсем не такой отпетый, как хочешь показать. Принеси ему вина, детка.

Поглядывая на страшилище, Катрин отправилась нацедить вина из бочки, спрятанной в одном из углов. Это было чудесное боннское вино, один из тех бочонков, что Иоанн Бесстрашный пожертвовал своим дружкам-мясникам, чтобы пили за его здоровье.

Эта бочка предназначалась большой скотобойне святого Ионы, но Барнабе помог ей найти другую дорожку, и она прикатилась прямехонько к нему, чтобы он мог попользоваться добрым винцом при торжественных случаях. Машфер глоток за глотком осушил два полных кубка подряд, вытер мокрый рот и довольно прищелкнул языком.

– Знаменитое винцо! Такого я, пожалуй, и не пробовал!

– Оно будет твоим, если все мы завтра покинем Париж. Ты пошлешь за ним кого-нибудь, и тебе его доставят. Кстати, я дарю тебе и свой дом. А теперь рассказывай поскорее, какие у тебя новости.