Его моя девочка - Эльвира Смелик Страница 17

А ведь они всего лишь стояли рядом, даже не соприкасаясь. Просто стояли, почти не шевелясь. Не получалось. У Лизы – так точно. Зато внутри что-то дрожало, и тёмный притягивающий взгляд – уже не отражение в зеркале, а тоже рядом, совсем рядом, живой, жгучий, завораживающий. И не спрятаться от него.

Лиза незаметно переглотнула, кажется, хотела что-то сказать. Потому что губы шевелились – она то сжимала их, то притрагивалась изнутри языком, то чуть-чуть прикусывала.

А что сказать? Что? Мыслей совсем никаких. В голове абсолютная пустота, зато тревожная дрожь в груди только сильнее. И желание как-то избавиться от этого наваждения, преодолеть ступор.

Слишком уж непонятно и неопределённо, слишком странно и близко. Слишком-слишком близко, так что она не просто видит, а кажется чувствует: и тепло чужого тела, и запах, терпко-пряный, человеческий, мужской, и даже кажется чужие стремления.

Крайнов приподнял руку, подцепил пальцами прядь Лизиных волос, заправил ей за ухо, наклонился, так что лицо оказалось очень близко. Запредельно близко.

– Ты… – выдохнул чуть слышно.

Лёгкое дыхание коснулось щеки, и опять по рукам пробежали мурашки, и глаза сами зажмурились, и сердце замерло.

Вообще всё замерло и больше не ощущалось, только кровь стучала в висках, и губы немного жгло. И тут возле самого уха прозвучало:

– …мешаешь пройти.

– А!

Теперь глаза распахнулись, и тоже сами.

Боже, какая она дура! Конченная дура! Самой смешно. И стыдно.

Лиза отступила, на ходу разворачиваясь. Но даже это получилось неудачно – запнулась за что-то, покачнулась. Ник шагнул следом, запоздало пытаясь поймать. Но она всё равно не упала бы – кладовка слишком маленькая – только врезалась спиной в стену.

Или он тоже не боялся, что она упадёт, и шагнул совсем не за этим?

Нет, Лиза, хватит! Не надо больше придумывать, фантазировать, предполагать. Всё равно ошибёшься, почувствуешь себя ещё глупее.

Но почему он тогда торчит на месте? Она же больше не загораживает дорогу. Теперь он, он ей мешает – отлипнуть от стены, пройти.

Можно, конечно, упереться в него руками, попытаться отодвинуть подальше. Только вот прикасаться – страшно. Ну… то есть не страшно, но точно – не надо. Вот совсем не надо. Наверное, самое лучшее потребовать:

– Пропусти.

– А если нет? – почему-то спросил он и опять улыбнулся, совсем не широко, чуть-чуть приоткрыв губы, и Лиза заметила, как кончик языка легко тронул верхнюю.

С ней же тоже самое было несколько минут назад. Но ведь…

Щёлкнул отпираемый дверной замок – не так чтобы громко, они даже не сразу восприняли звук и его значение – но всё равно, словно магический щелчок пальцев, вернул реальность в первоначальное состояние, убрал неопределённость и напряжение. Они одновременно повернулись, посмотрели в сторону прихожей.

– Мама с папой вернулись, – констатировала Лиза, пояснила: – Они по магазинам ходили. – А Крайнов промычал что-то неопределённое, подтвердил, что понял, прикрыл дверь шкафчика.

Лиза первая выбралась из кладовки, конечно, сразу наткнулась на родителей.

– Привет, – произнесла, как ни в чём не бывало.

Они, само собой, удивлённо застыли, увидев, что она не одна, посмотрели вопросительно. Мама – скорее, с любопытством, а папа уставился сурово и пристально, сначала на гостя, потом на дочь.

– Это Ник… – поторопилась сообщить Лиза, подумала и исправилась: – Никита. Это он на двоих с Аликом квартиру снимает. Он тоже учится где и мы. И он мне помог картину повесить.

– Мы тут вашими инструментами воспользовались, – добавил Крайнов, не особо растерявшись от такого внимания к его персоне. – Ничего?

Папа нахмурился, уточнил с недоверием:

– А ты умеешь?

Лиза успела раньше.

– Умеет! – произнесла с напором, даже немного обиженно. Хотя, с чего бы?

– Мы всё на место положили, – заверил папу Крайнов. – И я пойду тогда.

Уже? Так сразу?

– Ну нет, подожди, – неожиданно возразила мама, и Лиза почему-то опять разволновалась.

Не понравились ей ни интонации, ни смысл. Неужели успела напридумывать всякой ерунды и теперь собирается разборки устраивать? Родители – такие родители. Они ведь с Крайновым даже не из комнаты, а из кладовки вывалились. Довольно же странно. И не было ничего… совсем…

– Раз помог, – продолжила мама, – пойдём тогда с нами чай пить. Мы тут в пекарню зашли, и… – она смущённо приподняла брови, пожала плечами, – в общем, я не удержалась. И ароматы такие, а так всё аппетитно выглядит, и… Ну не смогла я выбрать что-то одно, – заключила критично, но ничуть не раскаянно и опять вопросительно посмотрела на Крайнова. – Ну так как, Никита? – Он не успел ответить, а мама уже передумала: – Или давай суп разогрею. Мы всё равно обедать собираемся. А вы же, раз живёте самостоятельно, поди толком и не готовите.

– Я не знаю, – всё-таки немного растерялся Ник, зачем-то посмотрел на Лизу.

Совета просил или одобрения? А ей-то что? Ей – без разницы. В смысле, она не против. Совсем не против. Хотя опять же странно. Но мама и Асю вечно кормила, когда та торчала у них дома и других Лизиных друзей, которых та домой приводила. Для мам вообще подобное характерно. Но Крайнов как бы… ну… в смысле…

– Тогда суп ставлю, – убеждённо вывела мама. – Минут через двадцать всё будет готово. – Присела на тумбу для обуви, чтобы удобней было снимать сапоги, предложила: – И можете пока пакеты на кухню отнести. – Указала на один. – Вот этот. А в этом – выпечка. – И увидев, как дочь взялась за сумку из крафт-бумаги с фирменными логотипами пекарни, распорядилась: – Лиз, тогда и суп заодно греться поставь.