Беспредельщик - Мария Устинова Страница 17

У мужчины странное лицо — будто подавился новостью. Оставаясь невозмутимым, он усаживается в кресло, за которым к потолку тянутся стеллажи, забитые книгами. У меня есть секундочка рассмотреть его, пока тот что-то взвешивает.

Они не похожи. У Алекса другое лицо, он крупнее, выше. Другая структура волос. Русый цвет и голубые глаза Алекса достались ему от матери.

Мужчина вновь смотрит на меня.

— Я правильно понял, — говорит он сыну, — что с Алисой ты порвал?

Женское имя звучит ядовито. У меня екает сердце. У него кто-то есть… Была еще тогда, когда Алекс валял меня на капоте «мустанга».

— Я ничего не обещал Алисе.

Мужчина хмыкает.

— Кто ее отец ты уже не помнишь? Мне опять придется краснеть за твои выходки?

— Отец, я устал. Ехал всю ночь. Накануне дрался. Почти не спал. Давай поговорим завтра. Я не спрашиваю разрешения, это мое дело, на ком жениться, и обсуждаться не будет. Точка.

Мужчина вновь смотрит на меня. Пальцы задумчиво стучат по темно-коричневой столешнице. Что в ней особенного? — спрашивает взгляд. — Что ты задумал, щенок? Мне стыдно за фривольное платье, хочется натянуть подол на колени, но под этим взглядом я даже шевельнуться боюсь.

— Ты нашел Захарова?

— Нет, пап. Даже следов, ни его, ни ребенка.

У меня дрожат руки — он про Полинку… Я впервые задумываюсь: что будет дальше? Вот я здесь, в мрачном доме, пропитанном похоронной энергетикой, словно здесь никогда не улыбаются… А дальше? Я стану женой Алекса и если дочку найдут — ей позволят остаться со мной? Или для них она будет чужачкой?

— Я предупреждаю, — заканчивает Алекс, сжимая мне плечо. — Отнесись серьезно. Ни ты, никто из твоих людей или людей Сергея не тронут Нику. Она моя будущая жена.

— Утро вечера мудренее, сынок, — неожиданно отвечает тот.

По тому, как они держатся видно, что в прошлом был конфликт. Алекс выводит меня из кабинета. Наш брак не одобряют. Очень нехорошее чувство. Ничего странного, я понимаю: у меня была роль жертвенной овцы, а сынок спутал им планы.

Алекс отводит меня в конец крыла на втором этаже. В коридоре холодно, словно здесь давно не живут.

— Ты что, дрожишь? — спрашивает он. — Замерзла? Или испугалась?

Мне хочется спросить про дочь, но не успеваю. Он открывает дверь в просторную комнату с двухспальной кроватью. Окна занавешены портьерами до пола. Здесь прохладно, комната производит нежилое впечатление, постель застелена. Наверное, для гостей… Есть санузел, гардеробная. И нет пыли, словно ее недавно вытерли.

— Чувствуй себя, как дома, — Алекс садится на кровать, вздыхает. В голове шумит после долгой дороги, и он выглядит вымотанным. — Не бойся. Я предупредил, что ты моя невеста, тебя не обидят.

А что было бы в другом случае? Это дом его отца. Он злился, что меня — захаровскую шлюху — Алекс притащил сюда. Пытаюсь представить, что со мной было бы без нашей сделки, и содрогаюсь.

Мне холодно и неуютно. Алекс замкнулся, рядом с ним страшно. Я иду в ванную, не зная, куда себя деть. Она шикарна: зеркала, свет, бело-золотой кафель. Небольшая, но умелым дизайном и правильно поставленным светом создано ощущение пространства. Я мою руки и умываюсь. У меня испуганно-напряженный вид, словно я постоянно жду опасность. Как животное в клетке. Алекс не понимает страхов женщины, оказавшейся среди врагов в чужом доме.

— Ника, — зовет он, и я возвращаюсь в комнату.

Алекс снял пиджак и сидит в той же позе. Ковыряет браслет. Я сажусь рядом, следя, чтобы между нами было пространство — не хочется вплотную.

— Ты голодная? — продолжает он. — Я ужинать не буду, спать хочу…

Я надеюсь, он не тронет меня. Он устал, и днем, заметив, что я избита, не стал давить. Кто знает, вдруг повезет и он не будет насиловать меня всякий раз, когда я не хочу, а он хочет…

— Алекс, о моей дочери… — я пытаюсь сформулировать вопрос. — Нас разлучили в тот же день. Я три месяца ничего о ней не знаю. Ты что-то слышал о ней?

Он смотрит на меня, и я не скрываю, как мне больно.

— Она с Захаровым, — спокойно отвечает он. — Где он, неизвестно, но мы думаем, страну они не покидали.

— А когда вы ее найдете? — я перестаю дышать от страха. — Что будет? Что с ней станет?

Под браком он мог подразумевать только наш союз. Зачем ему чужой ребенок? Алекс видит тревогу в моих глазах.

— Не переживай, Ника, — серьезно говорит он, не осталось ни капли от того Алекса, который бешено жал на газ или целовал меня, приставив к шее собственную пушку. — Я детей не убиваю.

Я прикусываю нижнюю губу, чтобы не плакать, но слезы все равно застилают глаза. Алекс возится с лохматым краем браслета: пытается сплести обратно, а мне хочется подлизаться.

— Дай руку, — прошу я. — Я помогу.

Помедлив, он протягивает руку. Я расправляю нити и начинаю переплетать браслет. Пальцы действуют уверенно и неторопливо, я много раз заплетала косы куклам. Становится грустно от воспоминаний: в детской мы с Полинкой весело болтаем и плетем косички… Нити рвутся и расползаются, браслет буквально разваливается на части: нити старые, плюс пострадали от огня.

— Брось, — Алекс расстроенно трясет запястьем, видно, что браслет ему жаль. — Ему конец.

— Сними. Я подберу такие же нити и поменяю. Я умею.

Алекс развязывает браслет, я разглаживаю его на ладони, ощущая тепло.

— Давай спать, — устало предлагает он.

Мы ложимся вместе, но Алекс сразу же засыпает, оставив меня в тяжелой тишине большого дома. На потолке тени от деревьев, свет проникает между неплотно задернутых штор.

Просыпаюсь на рассвете. Постепенно в комнате становится светло, Алекс спит рядом. Я выбираюсь из теплой постели и прячусь в ванной. В этом доме я не могу расслабиться и постоянно жду, что кто-то войдет, нападет, оскорбит… Агрессия витает в воздухе, я чувствую ее кожей.

Я принимаю душ и голая кручусь перед зеркалом, пытаясь увидеть спину. Заражения удалось избежать. Ссадины чистые, заживают, и кожа не такая красная и раздраженная, как вчера. Двигаться почти не больно. Это значит, что скоро я выйду замуж…