Потерянные в прямом эфире - Алиса Евстигнеева Страница 17

Время уже успело перевалить за полдень, и за дверью слышались звуки проснувшейся общаги.

Совершив утренний ритуал — одеться-умыться-попить чая — я спустилась на первый этаж, в холле которого были расположены телефоны-автоматы. Нервно сжимая в руке пластиковую карту, какое-то время побродила по просторному помещению, убеждая себя в том, что просто наслаждаюсь прохладой каменных стен. Спустя пять минут не в меру любопытная вахтёр тётя Галя начала коситься в мою сторону.

— Всё в порядке? — чуть прищурившись, поинтересовалась она.

— Более чем, — отозвалась я, тут же хватаясь за пластиковую трубку.

К тому времени у меня уже был сотовый телефон, давшийся мне потом, кровью и полугодием сидения на гречневой диете (спасибо соседкам, разбавившим её домашними соленьями и вареньем), но траты на сотовую связь всё ещё больно били по кошельку. Поэтому звонить на малую родину было целесообразнее с таксофона.

Звонки домой я исправно совершала раз в месяц, стараясь приурочивать их к праздникам — новый год, восьмое марта, дни рождения… дабы убить двух зайцев разом: уважить родственников своим вниманием и отметиться, что всё ещё жива-здорова.

Пока в трубке раздавались гудки, я энергично крутила металлический провод в руках, кусая губы и молясь, чтобы трубку взяла мама или Алиса. Но в тот день боги решили притвориться глухими и слепыми, ибо на том конце телефонного провода раздалось недовольное:

— Да.

Еле сдержала стон разочарования. Пора бы уже привыкнуть, что чем меньше мне хотелось сталкиваться с отчимом, тем чаще я натыкалась именно на него.

— Мама дома? — без лишних прелюдий поинтересовалась — здороваться с отчимом окончательно разучилась года два назад.

— Ну надо же, — мерзко фыркнул он, — кто решил снизойти до нас.

— Мама дома? — с чуть большим нажимом повторила, игнорируя его обычную подколку.

— Нет её, — буркнул Геннадий, явно довольный тем, что имеет возможность обломать меня. — А ты думала, мы тут все будем сидеть и ждать твоего звонка? Вообще, мы все люди занятые, некогда нам такой фигнёй страдать.

Претензия, мягко говоря, была так себе. Кто-то сегодня явно был в хорошем настроении, поэтому по моей скромной персоне прошлись лишь вполсилы.

— Звони ещё, — радостно гоготнул он, готовый уже отключиться, но в этот момент на заднем фоне послышались шум и голоса, известившие нас обоих о приходе мамы с Алисой.

Отчего-то мне даже показалось, что он сейчас просто сбросит звонок, но нет, в трубке приглушённо прозвучало грубое: «Твоя...»

— Олесь? — мамин голос был удивительно лёгкий и приятный.

— Привет! — говорить я старалась как можно более воодушевлённо. — С днём рождения!

— Спасибо, — вроде как даже обрадовалась она.

— Желаю… — начала я сходу собирать все традиционные «поздравляю», от крепкого здоровья до благополучия.

— Спасибо, — ещё раз поблагодарила меня мать, — Спасибо, очень приятно, что не забываешь.

Я слабо улыбнулась, стараясь не думать о том, что обычно такие вещи говорят дальним родственникам, с которыми пересекаются раз в пятилетку.

— Пожалуйста, — не зная, что ещё сказать, выронила я, проводя кончиком пальца по металлическому корпусу таксофона и рассматривая на электронном табло счётчика секунды нашего молчания.

Мама отмерла первой.

— Как твои дела?

— Всё хорошо, — поспешила заверить её, — практику сейчас прохожу в очень хорошем месте.

— Молодец, — машинально похвалили меня. — Ты потом приедешь, ну… после практики?

— Нет, работа. Может быть, в следующем году.

— Хорошо… что работаешь, — поспешно добавила мать и вздохнула. С облегчением.

Этот диалог повторялся уже третий год, с первого курса, когда я рискнула показаться на пороге родительского дома. Вернее, на пороге дома отчима, о чем не раз напоминал Геннадий, читая нескончаемые лекции о том, как он приютил меня, воспитал, вложил последние силы, а я вот такая дрянь неблагодарная.

Ну а что я могла на это сказать? Действительно дрянь. И действительно неблагодарная.

— Как Алиса? — поинтересовалась искренне. Отношения с младшей сестрой удивительным образом были самым светлым пятном в этой истории.

— Замечательно, — воодушевилась мать. — Такая молодец! Закончила четверть всего лишь с двумя четвёрками.

— Это замечательно. А как вы? Какие планы на сегодня? Будешь отмечать?

— Ну какое отмечать, — наигранно вздохнула мама, — не юбилей же. Так, посидим малым кругом, только самые близкие…

Мама что-то ещё говорила, но я уже не слушала, печально размышляя о том, что старшая дочь в моём лице уже давно не входит в число близких.

Попрощались мы относительно тепло, успокоенные тем, что на ближайший месяц дочерне-родительский долг можно считать выполненным.

***

Созвон с домом всегда давался мне тяжело, а в такие дни тем более — когда там, за сотни километров от Москвы, они были семьёй, а я… я была тут, самостоятельная и одинокая. Ощущение собственной ущербности каждый раз с новой силой вспыхивало в душе. И каждый раз, без разницы, сколько мне было лет — двенадцать или девятнадцать, это было одинаково больно. Логические доводы и рассуждения не спасали. В такие дни мне как никогда хотелось общества людей, хотелось чувствовать свою нужность, жизненность, особенность.

Но, как назло, в этот день рядом со мной не было никого способного хоть сколько-нибудь развеять заскорузлую тоску. Друзья разъехались по домам, девочки с работы, как и положено, были на смене. Поэтому мне только и оставалось, что лежать на постели, закинув ноги на стену, смотреть в потолок и мечтать о том, что однажды я всё и всем докажу.

Невыплаканные слёзы просились наружу, но я так и не позволила себе этой слабости.

Сотовый зазвонил неожиданно, заставив вздрогнуть. На экране высветился незнакомый номер, что было несколько странно. В моей жизни было не так много людей, кто мог пожелать под самый вечер выцепить Олесю Бодрову.

— Да?

— Я всё ещё жду свою шоколадку.

Мы сидели на траве вытянув перед собой ноги и наблюдали за тем, как неспешно бегут белые облака, а солнце плавно спускается к горизонту, готовясь окрасить небо во все оттенки оранжевого и охры. Перед нами тихо шумел пруд, на поверхности которого дрожало отражение дворца и церковного шпиля.

До закрытия парка оставалось не так уж много времени и вокруг было немноголюдно.

— Ты знаешь, что это ненормально? — философски заметил Игорь, отхлебнув из металлической банки. — Барышням твоего возраста положено желать походы в рестораны, клубы, ну или на крайний случай бары.

— Вот и звонил бы своим нормальным барышням, — беззлобно парировала я и, повторив его жест, сделала глоток пива.