Горячая поклонница - Эмили Маккей Страница 17

— Безупречно, правда? — сказал он, приоткрывая глаз. — Истинно говорят: одежда делает человека.

Она залилась краской. Зачем она пялилась на него как дура или, что еще хуже, как безумная фанатка? Она мучительно придумывала, что сказать, чтобы скрыть смущение, когда зазвонил телефон.

— Пожалуйста, скажи, что тебя не взяли в заложники! — потребовала Марла, как только Ана взяла трубку.

Ана рассмеялась:

— Нет, Марла, меня не взяли в заложники.

Уорд изогнул бровь, и она сказала одними губами:

— Моя соседка.

— Ты уверена?

Голос Марлы звучал напряженно.

Уорд пристально смотрел на Ану, и она поспешно подошла к окну, выходящему на дом Марлы, и отодвинула штору. Марла стояла у окна, озаренная светом лампы. Одной рукой она держала мобильник, другой — стационарный телефон, взволнованно помахивая им.

— Я могу вызвать полицию. Мы должны, придумать кодовое слово… Если он в комнате и ты не можешь говорить, скажи: «Арбуз»… Нет, это слишком очевидно… Скажи: «Встретимся в воскресной школе!»

— Марла, ты сумасшедшая, но очень хороший друг. Ты читаешь слишком много детективов. Меня не брали в заложники.

— Точно? Тот парень выглядел подозрительно.

— Это просто клиент.

— Но ты никогда не принимаешь клиентов дома, — возразила Марла.

— Верно, но…

Уорд махнул рукой, привлекая ее внимание, и прошептал:

— Мой сын в больнице.

— Его сын в больнице, а он плохо понимает английский, и врач напугал его, хотя бояться нечего.

— Уверена?

— Да, уверена. — Ана посмотрела на Уорда: он по-прежнему следил за ней, и она закатила глаза, маскируя неловкость. — Спасибо за заботу. Если хочешь, я позвоню тебе завтра утром.

— Как только встанешь! Обещаешь?

— Я позвоню в семь.

— М-м… — Марла помолчала. — Лучше в девять. В смысле — если ничего не случится. Нет, в семь нормально. Звони когда захочешь.

— Спасибо, Марла,

— Твои друзья очень… заботливые, — со смехом заметил Уорд.

— Она хорошая соседка. — Ане вдруг захотелось защитить Марлу, которая была ее первым другом здесь. — Ничего плохого нет в том, что она беспокоится за меня.

Уорд поднял руки, говоря, что ничего плохого и не имел в виду.

— Вообще-то приятно знать, что есть еще места, где люди приглядывают друг за другом.

Именно таким местом был Виста-дель-Мар, но едва она открыла рот, чтобы прочитать еще одну лекцию о важности «Надежды Ханны», он кивнул на телевизор:

— Много нового узнала?

— Нет, они даже не упомянули «Оранжевого котенка».

Он поднял брови:

— Откуда ты про это знаешь?

— Я жила в Нью-Йорке, когда училась в колледже, и была на нескольких ваших выступлениях.

Тогда Уорд был на пике карьеры. Он почти круглый год разъезжал по миру, а оставшееся время делил между Чарльстоном и Манхэттеном. Когда его группа собиралась в Нью-Йорке, они выступали в маленьких клубах под названием «Оранжевый котенок».

Уорд покачал головой, удивленно улыбаясь:

— Ты была очень преданной поклонницей, если ходила на «Котенка».

Их выступления никогда широко не анонсировались, происходили спонтанно. Люди либо случайно заходили в клуб, либо узнавали о выступлении от друзей.

— Однажды я целую ночь моталась по барам Манхэттена, потому что друг слышал, что в тот вечер где-то играет «Котенок».

Он мечтательно улыбнулся, вспоминая те времена:

— И мы играли?

— Не в тот вечер, — Ане вдруг стало стыдно, как будто она сказал больше, чем надо было. Она принялась взбивать подушки. — Могу поспорить, что не у меня одной бывали такие приключения, но и у половины Нью-Йорка.

Уорд обнял ее, и она поймала себя на том, что пялится на его пуговицу куда пристальнее, чем она того заслуживала. Он заставил ее поднять голову и посмотрел ей в глаза:

— До этой минуты ты ни разу не дала мне понять, что была моей поклонницей. Почему?

Ей хотелось вырваться, но вместо этого она смело встретила его взгляд:

— Это же очевидно.

— Не для меня.

— Я не хотела, чтобы ты считал меня какой-то одержимой сумасшедшей девчонкой. Это… — она поискала слово, — жутко.

— Мне не кажется жутким знать, что кто-то любит мою музыку.

Он говорил так искренне, что неожиданно для самой себя она спросила:

— Тогда почему ты больше не играешь и не пишешь музыку?

Он опустил голову и отстранился, помрачнев:

— С чего ты это взяла?

Его голос был холоден, но она зашла слишком далеко, чтобы отступать.

— Я видела твою гитару в холле фонда. Ты играешь только на ней, когда пишешь песни. Ты можешь разгуливать с гитарой Дэйва, но играть на ней ты не будешь.

Он отвернулся и провел рукой по волосам. На секунду ей показалось, что он сейчас велит ей не лезть не в свое дело, но он предложил:

— Расскажи мне свою версию.

Ана посмотрела на темный экран, на котором совсем недавно было его лицо. Чего он хотел от нее? Она думала, что их отношения — просто страсть, и не ожидала, что он заявится к ней домой вечером. Она не ждала романтических свиданий, не ждала, что он захочет слушать, как она высказывает свои мысли.

Однако он спросил, и она не смогла удержаться и начала думать вслух. Эта мысль пришла к ней, когда она смотрела передачу, и теперь ей хотелось поделиться своими чувствами, хотя она не была уверена, стоит ли их озвучивать.

— По-моему, все очень просто. Ты не сочиняешь по той же причине, почему и не живешь в своем доме. Тебе кажется, что твой талант предал тебя. С ранней юности он помогал тебе добиваться любой цели, он вывел из бедности не только тебя, но и твою мать. Он помог тебе заслужить любовь Кары, а потом, когда был нужен тебе больше всего, оставил тебя. Ничто не могло спасти ее, и твое богатство, которое ты нажил благодаря своему таланту, не могло помочь.

— Это смешно, — фыркнул он, но его лицо болезненно подергивалось.

— Вот как? — Ей очень хотелось, чтобы он понял ее. — Стейси сказала, что ты не прикасался к гитаре со дня смерти Кары. До того, как она заболела, ты не расставался с гитарой, ты даже на ночь в студии ее не оставлял, а теперь не можешь находиться в одной комнате с ней.

— Ты говоришь о ней так, как будто она человек. А это ведь только гитара — кусок дерева, струны и пара примочек.

— Ты сам не веришь в то, что говоришь. Это больше, чем просто гитара, это воплощение твоего таланта, душа и сердце твоего успеха. И ты отвернулся от нее, как твой талант — от тебя.