Интимные тайны - Кэтрин Гарбера Страница 17

Ужин прошел по плану, то есть романтично и с размахом. Мэри удивил стол, богато сервированный прямо в саду, под благосклонным сиянием звезд. Кейн знал ее слабость к рыбным блюдам, которые стали ее любимыми после проведенных вместе каникул на Капри.

Неторопливо отужинав, они в приподнятом настроении вновь прогулялись до террасы, где опять закружились в танце, будя воспоминания и лелея новые мечты. Предвкушение новой жизни было таким отчетливым, что они оба не могли скрыть волнение и детскую радость.

— Спасибо тебе, — сказала Мэри топом глубокой признательности.

— За что? — рассмеялся он и поцеловал ее в шею.

Она порывисто обхватила его голову горячими ладонями, поцеловала не по-женски сильно и с огнем во вновь тревожных глазах прошептала:

— Пусть эта ночь будет словно последняя в нашей жизни.

— Я мечтаю, чтоб каждая паша ночь была такой, — согласился Кейн, недоуменно глядя на нее.

Мэри знала, что от признаний ей не уйти, но обязанность быть до конца честной показалась ей сейчас такой эгоистичной. Не честностью она должна была заплатить ему за то чудо, которое он сотворил, но любовью. Правда, она еще не ведала, какой будет ее новая любовь.

— Я должна сделать для тебя что-то столь же грандиозное, — не нашла Мэри других слов, чтобы выразить переполнявшие ее чувства.

— Я уже благодарен тебе. — Кейн подхватил ее па руки и понес, ступая по розовым лепесткам, устилавшим путь в опочивальню.

Ее голова кружилась не то от пьянящего аромата, не то от восторга. Мэри терялась в догадках, чем заслужила такую любовь. Единственное послабление, какого она дождалась от родственников, это разрешение деда переделать одну из необитаемых комнат дома под мастерскую — с условием, что его мягкосердечие не станет достоянием гласности.

Но Кейн был совершенно другим… Вернее, он стал другим. Казалось, он гордился чудодейственной силой своей любви. Она начинала верить в это.

У дверей спальни он поставил ее па нежный ковер из лепестков.

— Входи и располагайся. Я скоро вернусь.

— Но куда ты? — воскликнула она вслед.

— А это сюрприз, — обернулся он лукавым прищуром.

Она отворила двери и, обомлев, остановилась на пороге. В ее сознание ворвалось красочное пламя сплетенных из мечты и реальности всполохов. Пол комнаты был повсеместно устлан восточными подушками, шелковый орнамент которых мерцал в огнях свечей. Одна из них, круглая — невероятно громадная, больше кровати, — лежала в центре. Стены комнаты были задрапированы шелками, повторяя очертания шатра.

Возле гигантской круглой подушки, застланной как ложе, стоял небольшой сундучок, на красивой бирке которого было крупно выписано ее имя. Она открыла его и нашла там бархатный мешочек, заглянув в который увидела какую-то одежду. С этим мешочком она отправилась в ванную комнату. В нем оказались атласные шальвары и лиф цвета лунной ночи со звонкими золотыми монистами по краям.

Облачившись в необычный наряд, она посмотрела на свое отражение и нашла, что шальвары красиво обнажают ее бедра, а лиф подчеркивает пышный изгиб высокой груди. На розовой коже чуть виднелся мстительный укус, которым Кейн наградил ее минувшим утром. На дне мешочка лежал памятный чокер из сапфиров и бриллиантов, который она вернула ему, расставаясь. Мэри украсила им шею.

Там же она нашла роскошные золотые браслеты с любимыми ею васильковыми камнями и такие же причудливые украшения для щиколоток. На самом дне бархатного мешочка лежала длинная цепочка с крупным сапфиром на конце. Мэри повертела ее в руках и закрепила на талии.

Нарядившись восточной красавицей, Мэри зачарованно посмотрела на себя в зеркало. Затем покрутилась на носочках босых стоп, слушая нежное пение золотых монет. Закрыв глаза, она отдалась танцу обуревающей ее чувственности и долго вращалась в нем, не помня себя, пока осторожный стук в дверь не отрезвил ее. Она прикрыла лицо тонкой вуалью и закрепила ее, затем отозвалась на стук.

— Мэри, я готов, — известил ее Кейн.

— Я сейчас.

Мэри достала из вечерней сумочки маленькую косметичку, ловким движением подрисовала контуры глаз, придав им миндалевидную четкость, и бросила на свое отражение последний довольный взгляд. Она жаждала щедро наградить своего возлюбленного, спасшего ее из пут ложной необходимости притворяться не той, какая она есть на самом деле.

Из скрытых за драпировкой динамиков вкрадчиво зазвучала вязь арабских напевов, когда Мэри ступила из ванной в спальню. Этот знойный мотив заставил ее вспомнить уроки восточных танцев, которые она посещала, живя в Лондоне.

— Хочешь, чтобы я станцевала для тебя? — спросила она низким голосом, преображаясь на глазах.

Ее бедра привели в движения золотые монеты, и они зазвенели в унисон музыке. Украшения на руках вторили этому разноголосому пению. Природная экспрессия сорвала оковы сдержанности с ее сластолюбивого тела.

— Ты — ведьма, — очарованно признал Кейн.

Она тряхнула головой, разметав волосы, и взглянула на него глазами, источавшими жар соблазна. Огни свечей в марокканских светильниках кидали пестрые блики на ее извивающееся тело. Нарастающий ритм первобытного танца приближал экстаз единственного зрителя. Он видел, что она не таится в своем чувства, целиком вверяя себя в его руки. Отчаянно и безоглядно, потому что у такой страсти не может быть изнанки. Это разоблачающая страсть.

Мэри остановилась в некотором отдалении. Ее бедра продолжали мерно вращаться, взгорье живота вздрагивало от тугих волн.

— Иди ко мне, — подозвала она Кейна, усевшегося на край постели.

— Я думал, ты будешь танцевать для меня.

— Все мои танцы для одного тебя.

Она сама подошла к нему ближе, затейливо поиграла пальчиками в месте его давешнего укуса. Он остро почувствовал: чтоб наблюдать ее танцующей, необходимо обладать большой выдержкой. Но в мыслях он уже владел ею. Он с трудом взял себя в руки.

— Все мои ночи для одного тебя, — продолжала вещать Мэри глубоким голосом.

Выписывая гибкими кистями витиеватые узоры, она подняла над головой руки, соединив их в запястьях подобно лебединым крыльям, и изогнула тело в пульсирующую дугу, откинув назад свободные пряди густых волос. Он поцеловал согнутое колено выставленной вперед ноги и задержал дыхание, когда она застыла в этой невероятно красивой позе, прежде чем вновь пуститься в порывистое кружение под нарастающие вихри яростной музыки. Свечи источали дурманящий аромат, голова кружилась от запахов, диких плясок, от переполнявшего плоть желания.