Гентианский холм - Элизабет Гоудж Страница 17

— Захария? А дальше никак?

— А дальше никак.

— Только имя?

— Только имя.

Стелла посмотрела на мальчика озадаченно. Он хромал — она заметила это еще у калитки, когда в первый раз увидела, как он шел, и вдруг подумала, что если бы не отец и матушка Спригг, то она тоже стала бы несчастной бродяжкой, ведь ее родная мать умерла… Это воспоминание усилило чувство единства с Захарией, и девочка тихонько положила маленькую руку ему на колено.

— А знаешь, откуда ты родом? — с интересом спросила она.

Фамилия Спригг и название Викаборо в ее сознании были неотделимы друг от друга. Стелла была родом из Викаборо потому, что она была одной из Сприггов, и просто не представляла себе человека без имени да еще и пришедшего из ниоткуда.

— С луны, — быстро ответил Захария, — разве ты не видела там меня?

Стелла засияла от восторга. Она любила лунный свет, и еще совсем-совсем в детстве ужасно жалела, что человек с Луны не может сойти вниз и немного поиграть с ней.

— Захария Мун [9], — с удовольствием произнесла девочка и почувствовала, что теперь знает о нем гораздо больше.

Захария взял ручку, доверчиво лежавшую на его колене, мягко и осторожно, как будто это была маленькая хрупкая птичка, перевернул ее и сложил свою ладонь и ладошку девочки вместе, словно две створки раковины.

— Я пришел с Луны, а ты — звезда, — сказал он, — значит, мы так и должны были впервые увидеть друг друга ночью.

И он мягко разжал девочкину руку, будто выпуская пойманную птичку обратно на свободу.

— Но тебе давным-давно пора быть в постели.

Он неуклюже поднялся, все еще с таким видом, как будто ему приходилось ступать по раскаленному докрасна железу, взял кружку и тарелку и протянул девочке руку.

— Идем, Стелла. Я провожу тебя до калитки.

Он неожиданно стал очень взрослым и далеким, и Стелла почувствовала, как по ее спине пробежал холодок. Но она послушно встала, вложила свою руку в его, и они молча пошли, — ковыляющий Захария и Стелла, легкая и воздушная, как дочь феи. Ходж вприпрыжку бежал позади них. Когда они дошли до высокой запертой на замок калитки, Захария помог девочке и собаке перебраться через нее, а потом передал чашу и тарелку.

— Спасибо, — сказал он. — С того времени, как я покинул Луну, мне ни разу не приходилось есть ничего вкуснее. Прощай, Звезда. Прощай, Ходж.

В его голосе звучала грустная безысходность, и Стеллу охватил страх, как будто она была створкой раковины, которую отрывают от другой створки.

— Нет, Захария! — крикнула она. — Нет!

Ее подбородок едва доставал до вершины калитки, и она, приподнявшись на цыпочки, вцепилась в створки обеими руками. Ходж просунул голову в щель под калиткой и жалобно заскулил. Захария перевел взгляд с маленького заостренного личика и ряда таких же маленьких побелевших пальчиков на пушистую мордочку внизу, как будто стараясь запомнить их навсегда.

— Ты о чем, Стелла?

— Никаких «прощай», — сказала Стелла.

Захария помрачнел. Глядя ему в лицо снизу вверх, Стелла заметила на нем странные темные тени, делавшие его похожим на луну. Мальчик резко оборвал вздох, как будто собираясь что-то сказать, но потом, по-видимому, передумал, потому что лицо его вдруг приняло жесткое выражение, и он, не бросив больше на Стеллу ни одного взгляда, отвернулся и скрылся за оградой из терновых кустов.

Стелла не стала звать его, так как хорошо знала, что означает такое выражение. У отца Спригга лицо иногда делалось таким же суровым, когда он рассказывал ей разные истории и это ему вдруг надоедало. Тогда он просто ссаживал ее со своего колена и быстро уходил. Она никогда не бежала за ним вслед, потому что инстинкт говорил ей, что мужчины не хотят, чтобы женщины были вместе с ними все время — в своей жизни они отводят женщинам определенное место и всегда боятся, что женщины станут значить для них больше, чем положено.

Тем не менее, медленно идя домой через луг вместе с Ходжем, уныло вилявшим хвостом, Стелла несколько раз споткнулась, ничего не видя от слез. Она плакала из-за Захарии, потому что была уверена, что ни то место, откуда он появился, ни то, куда пошел, покинув ее, не были хорошими местами… И он мог бы остаться здесь, если бы отец Спригг не выгнал его… Захария был похож на ту перепачканную птичку, которая однажды, когда земля уже была покрыта снегом, залетела к ним в дом из темноты, сделала круг по залитой светом кухне и упорхнула обратно. Но хотя Стелла и плакала от жалости, что Захария так быстро ушел, исчезнув в холодной и густой темноте, ей было ясно, что от нее ничего не зависело.