Седьмое небо - Элис Хоффман Страница 16

К исходу октября матери каждого ребенка в их классе было известно, что Нора разведена. Благодарить за это стоило длинный язык Стиви Хеннесси, который тем самым лишил Билли последнего шанса завязать отношения хоть с кем-нибудь. Так почему же она не понимала, почему не задумывалась, отчего Билли никогда не приглашают ни к кому в гости, отчего ее саму не предупреждают ни о ежемесячных родительских собраниях, ни о ярмарке выпечки, приуроченной ко Дню Колумба? Нора узнала о ярмарке в самую последнюю минуту и полночи простояла у плиты, сооружая ватрушки с кусочками пастилы и засахаренными вишнями, которые так никто и не купил. На следующий день все в третьем классе узнали, что уборщик выкинул Норины пироги в помойку, потому что никто не хотел брать их даже задаром.

И, несмотря на все это, у нее хватало совести приставать к Билли с разговорами о Стиви Хеннесси, утверждая, что они должны стать лучшими друзьями, раз уж живут через дорогу друг от друга!

— Надо бы позвонить миссис Хеннесси, — чуть ли не каждый день говорила Нора, и это ее намерение висело над Билли, точно туча.

Хотя слово «туча» было не совсем верным, Стиви напоминал скорее огромное бесформенное торнадо. Как ни старался Билли превратиться в невидимку, Стиви все равно находил его — например, в уборной для мальчиков — и закидывал его мокрой туалетной бумагой и жеваными бумажными катышками. Он заверял, что его отец каждый день убивает по человеку, а то и больше, и что очень скоро дойдет черед и до Билли. Каким-то образом он ухитрялся сделать из новичка чудовище даже в его собственных глазах. После того как Стиви разболтал Марси Ритмен, что Нора в разводе, Марси подошла к Билли высказать свое сочувствие по поводу разыгравшейся в его семье трагедии, и мальчик, который до этого ни разу в жизни никого даже не толкнул, с размаху ударил ее в живот. Это было ужасно. Марси была меньше его ростом и к тому же девчонкой, и когда он двинул ей, рот у нее странно округлился.

Каждый день казался Билли пыткой, потому что он никогда не знал, будет Стиви сегодня поджидать его в кафетерии или нет. «Эй ты, сопляк!» — окликал тот свою жертву. «Безотцовщина!» — кричал мучитель, так что слышала вся очередь за молоком. «Дерьмоглот», — шептал он, когда они всем классом выбегали в коридор и прижимались к стене, отрабатывая правила поведения во время воздушной тревоги.

— Не надо звонить миссис Хеннесси, — говорил Билли матери всякий раз, когда та вспоминала об этом, и, поплотнее завернувшись в свое шерстяное одеяльце, принимался накручивать на палец прядь волос.

Вернувшись из школы, он прилипал к окну и смотрел, как Стиви с остальными ребятами с улицы гоняют мяч, а девчонки крутят хулахуп. И что он мог ответить, когда мать принималась твердить ему о пользе свежего воздуха? Что он боится в одиночку ходить по улице? Он накручивал волосы на палец и не отвечал ничего, а вместо этого с головой погружался в биографию Гарри Гудини, которую выбрал себе для внеклассного чтения. Гудини был всем, чем мечтал стать Билли, и всем, чем Роджер так и не стал. Фокусы Билли не интересовали, ясновидение казалось тяжким бременем. А вот талант Гудини был честным и настоящим, он решился бросить вызов ограниченным человеческим возможностям, мог преодолеть физически сковывавшие его веревки и цепи и бежать. Ему подчинялись вода, огонь и воздух. Он умел светиться, точно зажженная лампочка, и просачиваться сквозь пеньку, сквозь металл, сквозь волны.

Однажды утром Билли отыскал старую веревку, забытую мистером Оливейрой в гараже, и стал учиться завязывать скользящие узлы. Он связывал себе ноги и силой мысли пытался заставить свои лодыжки сжаться, чтобы можно было выпутаться из петли. Он забирался под одеяло, связывал себе руки в запястьях и высвобождался из своих собственных пут. А потом, обессиленный, откидывался на спину, чувствуя, как внутри растет и ширится что-то чистое, разгоряченный, словно только что из боя, в глазах у него щипало, во рту было сухо, однако же он связывал себя снова и снова.

Иногда Джеймс открывал дверь в комнату Билли и заползал внутрь. Он подбирался к кровати, влезал под одеяло и смотрел, как брат отрабатывает свои трюки с веревками. Билли всегда закрывал глаза, чтобы сосредоточиться, и на лице и на шее у него выступала испарина. Пока Нора готовила обед и слушала пластинки, Билли с Джеймсом лежали под одеялом и смотрели сквозь переплетение шерстяных нитей. Мысли Джеймса он улавливал по-иному, чем у других людей. От него долетали обрывки ощущений, не слов. Запах теплого молока, гладкие коричневые перышки совы из любимой книжки Джеймса, стук резинового мячика о деревянный пол, мягкое прикосновение фланелевой пижамы к коже, курчавый мех игрушечного мишки. Нет, он никогда не выставил бы малыша из своей комнаты, потому что Джеймс был благодарным зрителем. Каждый раз, когда Билли удавалось выскользнуть из узла, Джеймс важно хлопал в ладошки и кивал.

— Ты портишь брату день рождения, — упрекнула его Нора из-за двери.

Она рассчитывала, что Билли станет стыдно, и ее расчет оправдался. Даже до того, как Роджер ушел от них, Билли чувствовал ответственность за маленького, тот повсюду следовал за ним на четвереньках, изо всех сил пытаясь поспеть за старшим братом.

— Ну наконец-то, — сказала Нора, когда упрямец все же сдался и вышел из комнаты. Пока они направлялись на кухню, она с трудом сдерживалась, чтобы ничего не сказать про одеяло.

— А где торт? — спросил Билли при виде тарелки с печеньем.

— Вот он, — ответила Нора, — И не дай бог я услышу от тебя про него хоть одно худое слово!

Она поднесла Джеймса к тарелке. Он надул щеки, и мать с братом помогли ему задуть свечки.

— Пепенье, — сказал Джеймс, пока Нора вытаскивала свечи, и до них с Билли не сразу дошло, что малыш произнес свое первое настоящее слово.

Накануне Хеллоуина Стиви Хеннесси распустил слух, что Нора ведьма, — после того как она появилась у школы вся в черном с корзиной яблок в руке. Яблоки были зеленые, с лоснящейся кожицей — остатки урожая со старой кривой яблони, что росла неподалеку от Покойничьей горы. В октябрьском номере журнала «Домашний очаг» Нора наткнулась на рецепт песочного яблочного пирога, в котором настойчиво рекомендовалось использовать свежесобранные яблоки. По пути в школу они с Джеймсом остановились у холма и набрали яблок, хотя на вид плоды были кривобокие и ни в какое сравнение не шли с теми, что продавались в супермаркете.

Билли плелся по коридору к выходу, когда до него донесся вопль Стиви Хеннесси:

— Атас! Ведьма!

Остальные ребята с криками бросились врассыпную, и когда Билли вскинул глаза, то увидел собственную мать — она стояла на дорожке перед школой и держала за руку Джеймса.

Выйдя из школы, он сердито сверкнул на нее глазами:

— Что ты здесь делаешь?

— Ну, спасибо, — отозвалась она, — Спасибо тебе большое. Я просто решила за тобой заехать. С матерями такое случается. На то они и матери.

Билли закатил глаза и двинулся через улицу к «фольксвагену».

— Знаешь что, приятель, — заметила Нора, — тебе не помешало бы изменить свое отношение к жизни.