Девушка по имени Москва - Ринат Валиуллин Страница 16

Кирилл снова неодобрительно посмотрел на женщину, что уставшим от власти лицом читала доклад. Власть имела одно лицо на всех, будто была ботоксом, который закачивался каждому народному избраннику под кожу. «Ей бы на дачу, к внукам да к огурчикам».

— Моложе никого не нашлось?

— Молодость дороже. Есть одна.

— Молодость у всех одна, — задумчиво процедил Кирилл. — Красивая?

— Не Матильда. К тому же придется ворошить общак.

— Ну, для такого дела можно, было же у нас обчество, был же у нас обчак? — сознательно заменил он букву в слове букву «щ», чтобы подчеркнуть и придать ему особую чрезвычайность. — На всякие такие дела.

— Был и есть.

— Ну, показывай.

По мановению руки в проекции появилась молодая девушка и начала вращаться по часовой. Она что-то говорила, но слов не было слышно.

— Ну как?

— Ну как тебе сказать… Для этого у нас обчак и существует, — задумчиво произнес Кирилл. — Звук включи.

— Скрипучий женский голос начал резать уши.

«То ли женщина на взводе, то ли взвод на женщине», — усмехнулся он про себя.

— Не нравится мне.

— Что именно?

— Ничего не нравится, ухо режет. Ты не замечаешь?

— Нет

— Глухой? Чек, чек, чек… Что это?

— Человек.

— Я понимаю, но зачем так красноречиво? Она же не видит людей, не люди, а сплошные чеки.

— И правда.

— Был Че-ло-век! — произнес Кирилл по слогам. — Остался Чек. Где «лове» в середине человека? Где love? Где любовь к людям? Пусть не в душе, хотя бы в дикции. Продана. Вот ваш чек.

— Сейчас все так говорят, сокращенно.

— Но я же так не говорю, и ты тоже. Пусть ты мизантроп, но культура-то должна оставаться.

— Культуру оставили, если ты про канал.

— Это хорошо, но я про язык. Это же инструмент. Музыкальный. Его же кому-то слушать. Плохо сыграешь — не услышат. Вот что пишут на эту тему люди:

Те, что не умеют говорить, просто держат его за зубами, а мы содержим, иначе он и до Киева доведет.

— Понимаешь?

— Молчание — золото?

— Да. Нужен немой кандидат.

— Не твой?

— Немой и не твой. Нейтральный. Понятный всем. Ты чувствуешь, что теперь сам язык стал выстраивать истинное значение нас. Цензура внутри самого языка. А здесь что?

— Что? — не понимал Мефодий.

— Каждый просто чек, все измеряется деньгами. Кто пойдет за таким языком? Он же с первого слова против всех. Человек — не просто Чек, это должно звучать гордо! — горьким голосом произнес Кирилл.

— Вот именно, что должно. Но откуда взяться гордости, пока человек должен?

— Откуда, откуда — от государства.

— Так и государство должно.

— Государству сложнее всего, оно должно и другим, и своим. С другими еще можно как-то договориться, со своими сложнее… Ладно, обсудим еще. — Кирилл вытер пот со лба. — Отвлеклись. Давай о деле. В конце концов… все проходит.

— А многое даже по головам, — почесал он затылок. Затылок у Мефодия был как багажник у внедорожника, большой и вместительный.

Кирилл взял со стола новую партию листков и стал перебирать их в руках. Вот снова о женщинах. Похоже, на корабле с этим большая проблема:

— Тебе нужна женщина мудрая, которая будет любить тебя таким, какой ты есть.

— Да где же такую взять?

— Тебе бы только взять.

— Нет. Женщина не взятка и не дайка. Она любит, чтобы все было по закону. Дарите женщинам цветы, они подарят вам детей, — перевернул страницу Кирилл. — Все начинается с цветов, — вспомнил он про цветущий на подоконнике кактус.

— Сначала своди свою в ресторан. Накорми, выслушай. А потом бери, что хочешь, как хочешь, где хочешь.

— В том-то и беда, что своя уже так надоела дома, что в ресторан хочется с другой.

— Тупые. Ресторан — это не каприз общественного питания, это средство борьбы с кухней, посудой, бытовухой. Оторви свою бабу от рутины, дай ей почувствовать себя женщиной.

— Может, перекусим? — внимательно слушал его Мефодий.

— Можно.

— Куда пойдем? Итальянская кухня? Грузинская?

— Надоело уже на кухне обедать.

— Хочешь суши?

— После нее захочется воды.

— Куда тогда?

— Куда угодно. Только не шведский стол, — вспомнил Кирилл стол из «Икеи», за которым он сидел как-то в Нобелевском комитете. Направо и без права раздают нобелевские миллионы, а на столе, кроме воды и сине-желтых флажков, шаром покати. Такое впечатление, что они вообще не едят, а только льют воду. С умным видом. Потом вручают не пойми кому. Какие выборы на голодный желудок?

— Может, в столовку?

— А пошли.

Они вышли в соседнюю комнату, взяли по подносу, положили их на рельсы и стали медленно двигать по железной дороге, высматривая в окно купе и складывая под нос самые лакомые куски.

17 СЕНТЯБРЯ

МОСКВА: Добрый вечер!

К сожалению, слов на своего Помощника, да и в целом на работу у меня уже не хватает, спектакль не удался — бесподобен был только Этуш Владимир Абрамович в роли еврея, а это 20 мин. из 3 ч, на — // — (бывшее место работы) полная ж… — новый гл. инженер знает конструкцию и производство двигателей так же, как и Ваш помощник.

НЬЮ-ЙОРК: Здравствуйте, Москва!

Прочитал несколько раз, на седьмой раз начал что-то понимать. Попытаюсь воспроизвести:

1. Ваш Помощник даст фору моему.

2. Вы были на спектакле, где играл в т. ч. Этуш В. А.

3. Также Вы были на «−− // −−», где произошла смена состава, и она Вас не вдохновляет.

4. Мой Помощник — золото!

МОСКВА: Извините за сумбурность в подаче информации:

1. Просто у человека нет опыта работы, вообще нет, но выбирать не из кого.

2. В точку.

3. Нет на «−− // −−» я не была, туда без пропуска не пускают, да я бы и не пошла, не хочу расстраиваться, знаете, всё-таки первая моя работа — 10 лет, вот Вам снится, как Вы заявки подаёте, а мне детали снились.

4. В перспективе.

5. Перехожу на Владимира Семёновича Высоцкого.

18 СЕНТЯБРЯ