Наследство из Нового Орлеана - Александра Риплей Страница 16

Мэри покачала головой:

– Я не нуждаюсь в лечении, матушка. На мне все быстро заживает, к тому же я не так сильно пострадала, как кажется. Я пришла попросить вас помочь мне разыскать мою семью.

– Я что-то не пойму – ты не можешь найти свою семью?

– Это длинная история, матушка. Вы позволите мне рассказать ее вам?

– Конечно же. Садись, дитя мое. Сюда, поближе к моему креслу, чтобы тебе не пришлось напрягать голос.

Взявшись за ручки кресла, Мэри опустилась в него. Движения ее были неловкими и напряженными – она старалась двигаться так, чтобы избежать боли. Но спину она держала прямо и ни разу не поморщилась. Полная любви, но суровая выучка монастырской школы не допускала ни жалости к себе, ни выставления страданий напоказ. Синяки на лице Мэри наглядно свидетельствовали, что ей пришлось пережить. Но выражение ее лица и голос были сдержанными. Начала она свой рассказ спокойно.

– Спасибо… Все началось в мой день рожденья. Отец прислал мне шкатулку. Примерно вот такую. – Мэри показала руками размеры шкатулки. – Я открыла ее и на внутренней стороне крышки увидела вырезанные в дереве имя, фамилию и адрес…

Мэри продолжала свой рассказ. Время от времени ей приходилось прерываться, когда она не могла сдержать слез, которые текли у нее из глаз и вставали в горле. Долгая выучка оказалась недостаточной для того отчаяния, которое она испытывала. Но она сумела рассказать свою историю до конца. О смерти отца, о том, как он всю жизнь скрывал от нее правду о матери, о том, как мачеха отказалась от нее, о решении приехать сюда в поисках семьи настоящей матери и, наконец, о встрече с миссис Джексон и ужасном происшествии на празднике в ее доме.

– В общем, мне удалось убежать, – закончила Мэри, – но там осталась моя шкатулка и все мои деньги. Теперь мне некуда идти и не к кому обратиться за помощью в получении моих вещей. Вы можете посоветовать, как мне разыскать семью?

Селест Сазерак встала.

– Простите меня, матушка, – сказала она по-французски. – Насколько вам известно, я не очень хорошо говорю по-английски, но я достаточно хорошо все поняла. Я в ужасе от того, сколь жестоко обошлись с несчастной девушкой. Если мне позволено будет предложить… Эту женщину, Джексон, следует наказать. И заставить вернуть вещи девушки. Я могла бы немедленно пойти к своему поверенному и поручить ему возбудить дело против нее. Этот поступок слишком грязен, и ордену не следует вмешиваться.

– Вы очень добры, мадемуазель Сазерак.

– Я благодарю судьбу за любую возможность сделать доброе дело. Я вернусь и доложу вам, чего мне удалось добиться. – Селест поспешно вышла из комнаты, шелестя шелковыми юбками. Черты ее лица под вуалью застыли в самом решительном выражении.

– Я не понимаю… – сказала Мэри.

– Мадемуазель отправилась помочь вам, – сказала монахиня.

– Успех сопутствует этой даме во всех начинаниях, – заметила мать-настоятельница. На ее симпатичном, покрытом морщинами лице блуждала улыбка. – Она вернет твои деньги и вещи, дитя мое. Мне было бы очень интересно взглянуть на твою шкатулку, как ты ее называешь. Я почти уверена, что знаю, что это такое. У нас это называют гробиком.

– Гробиком? – Мэри заплакала. – Ах, неужели мне всегда придется узнавать только о смерти?

– Ш-ш-ш… – Монахиня дала Мэри свежий носовой платок.

Мать-настоятельница взяла свободную руку Мэри в свою:

– Прости меня, тут вечная проблема с языком. Французское слово «casquette» означает шкатулку или сундучок. По-английски же «casket» – это гроб. Но наш гробик не имеет никакого отношения к смерти, только к жизни, к отваге и надежде. У твоего гробика замечательная история. Ты будешь горда, узнав ее. Рассказать?

– Да, пожалуйста.

– Тогда не плачь. Мы выпьем кофе с беньеткой. Мы, новоорлеанцы, пьем очень много кофе, а беньетка – это такая очень вкусная горячая булочка, которую мы особенно любим с кофе… Сестра, не будете ли столь любезны?

– Я тотчас все принесу, матушка. – Монахиня тихо и быстро вышла. Несколько минут спустя она вернулась с подносом. Комната заполнилась аппетитными запахами.

К своему удивлению, Мэри обнаружила, что очень голодна. Монахиня наполнила большую чашку смесью горячего молока и очень черного кофе, добавила три ложки сахара, размешала и поставила на стол перед Мэри. Потом она улыбнулась и развернула громадную белую льняную салфетку.

– Это положи на колени, – сказала она, – и пусть сахар падает, куда ему угодно. – Рядом с чашкой она поставила тарелку, доверху наполненную источающими пар коричневыми пышками, присыпанными толстым слоем белой сахарной пудры.

У Мэри слюнки потекли. Но любопытство оказалось сильнее голода.

– Если бы вы только могли рассказать мне про шкатулку, матушка…

– А ты поешь, пока я буду говорить. Только осторожнее – все очень горячее… Было это более ста лет назад, в семьсот восемнадцатом году, когда переселенцы из Франции основали Новый Орлеан. Было их не более пятидесяти человек, и они сумели лишь вырубить просеку в лесу. Но через три года на этом месте жило уже триста человек, были проложены улицы и построена церковь. А спустя еще два года население приближалось к двум тысячам. В основном это были мужчины. Королевские солдаты, трапперы, люди, жаждущие земли и новой жизни в Новом Свете. Конечно, были среди них и женщины, но немного. Где есть солдаты, там есть и женщины. Ты понимаешь, о какого рода женщинах я говорю… Жизнь была тяжелая и полная опасностей. У колонистов была церковь, но не было священника. Солдаты построили госпиталь, но в нем не было медсестер. И тогда они обратились к Людовику, королю-солнце. На их прошение он ответил, как любящий отец. В семьсот двадцать седьмом году он прислал священника и десять сестер-урсулинок для ухода за больными… «Но нам нужны еще и жены, – сказали солдаты. – Мы хотим иметь семьи, создавать цивилизацию». И тогда король прислал крепких девушек, настоящих христианок, чтобы они стали им женами и матерями их детей. По всем городам и деревням Франции священники вели беседы в семьях, где имелись подходящие девушки. Они должны были быть смелыми, ибо им предстояло переплыть огромные моря на маленьких кораблях во время долгого пути в неизведанную страну, полную опасностей и лишений. Они должны были навсегда проститься со своими родителями, бабушками и дедушками, братьями и сестрами, родными и друзьями… Согласились лишь несколько самых отважных. Отмечая их храбрость, сам король наделил этих девушек приданым. Оно было невелико – на старых кораблях было мало места. В приданое входило белье, воротнички и чепчики, платье и несколько пар чулок. Все это прекрасно размещалось в деревянном ящичке. Первые девушки приехали в семьсот двадцать восьмом году. После этого каждый год на протяжении двадцати лет приезжало еще по нескольку человек, иногда две группы за год. И при каждой девушке было приданое от короля Людовика в маленьком деревянном ящичке. С тех самых пор их стали величать «девушки с ящичками», или «девушки с гробиками». Их дети, дети их детей и внуков стали коренными жителями Нового Орлеана. Мэри забыла о еде.