Следующая остановка - жизнь - Татьяна Успенская-Ошанина Страница 16

Лишь перед их подъездом, чуть в стороне, стоит дерево. Её тянет подойти к нему. Но утром они с Аркадием всегда торопятся — опоздать нельзя. А вечером возвращаются в темноте и спешат к встрече друг с другом — даже голову повернуть в сторону дерева Юля не успевает.

Мама снится под утро.

Стоит на коленках перед грядкой и выдёргивает сорняк. Косы, замотанные на затылке, высвободились, концы касаются земли.

Мама перед ней ставит блюдо с едой, словно Юля одна существует на свете, нет ни отца, ни Бажена, и смотрит на неё.

Просыпается Юля в слезах. Бухнуться на колени перед грядкой, как мама… дотронуться до сливы… понюхать цветы яблони.

Раз в неделю, едва она открывает глаза, Аркадий набирает её молдавский номер и подносит ей трубку:

— Говори. Вижу, сама боишься деньги тратить.

Всегда отвечает отец. Он кричит так громко, что звенит в ушах:

— Юлька, городская стала, что ли? Забыла нас? У нас — битва, Юлька, хочу Бажена женить, показываю невест, ни в какую. Упёрся, не сдвинешь с места.

В другой раз кричит:

— Чего в гости не приглашаешь, Юлька? Небось, позабыла, как мы глядимся…

— Маму… — Юля хочет сказать «позови», но слово не произносится.

Отец кричит: «Мама в хлеву», «мама в курятнике»…

Однажды слово наконец пробилось к отцу:

— Позови.

— Будешь ждать? А денег-то сколько идёт?! Муж-то не ругает? Я бы не разрешил. Ну позову, раз мать нужна больше отца. Сынок, кликни мать. — И пока мама не подошла, кричал: — Объясни-ка отцу, почему сильный здоровый мужик не хочет жениться? Злой стал, не подступись. Я ему слово, он мне — десять. Я ему слово — доброе, он мне — грубое.

— Доченька! — задыхающийся голос.

Позвать — «мама», но голоса нет.

— Как ты, доченька? Скажи, как ты?

— Очень хорошо.

— Ты плачешь, доченька?

— Ты тоже плачешь, мама.

— Что же мы за большие деньги будем плакать! Хоть два слова скажи.

— Работаю. Аркадий — очень хороший. Я жду ребёнка, мама.

Долгая пауза и — выдох:

— Приехать?

— Да, мама, я хочу, чтобы ты была со мной. И тогда ничего больше не надо. Не перегружайся, мама, не перерабатывай.

— Перестань плакать. Очень скоро мы обязательно увидимся.

Она помнит, когда уезжала, бледные губы, черноту под мамиными глазами. Что же сейчас? Ведь сейчас мама выполняет и её работу!

Запахи зерна, цветущего сада, сена… ноздри забиты детством. И слепит солнце.

— Успокойся, Юленька. — Она не заметила, как Аркадий вошёл в спальню. — Ты сильно тоскуешь о маме. Слушай, что я придумал. Мы с тобой снимем, а может, купим большую квартиру с громадной гостиной, с комнатой для каждого — для мамы, для ребёнка, для нас с тобой, для твоего отца, для Бажена. Устроимся и пригласим всех…

— Нет. Только маму.

— Почему? Я собираюсь начинать бизнес с твоими отцом и братом. У них есть машина, они могут сами…

— Нет! Хочу только маму.

Аркадий сел к ней на постель, платком стал утирать слёзы.

— Успокойся, пожалуйста. Не волнуйся. Будет так, как ты хочешь. Кто-то из них тебя обидел, да? Ты вообще ничего не рассказываешь о себе. Это я виноват, завалил работой, загнал в колею, не продохнуть. Обещаю, в воскресенье поедем куда-нибудь гулять и, может быть, ты оттаешь, станешь откровеннее.

— А кто будет стирать скопленное за неделю?

— Слава богу, улыбнулась! Мы же не стираем, стирает машина.

— А развешивать, гладить, продукты закупать, готовить?..

— А ведь ты мне зубы заговариваешь! Между женой и мужем не должно быть никаких тайн. Кто из них обидел тебя?

Слёзы припустили сильнее.

— Он любит меня, — пробормотала она.

— Кто «он»? И в чём драма: то, что родные любят друг друга, — естественно. Ты о брате говоришь. Я заметил, он сильно любит тебя. Выросли вместе, понятно…

— Он не так любит, а так…

Аркадий гладил голову. Никогда никто не гладил её по голове. И она легко выплеснула свой страх:

— Целовал в губы, в последнюю ночь хотел изнасиловать… мама пришла…

— Понятно, почему ты так была напряжена тогда. Теперь ты выздоровеешь. Забудь о той ночи. Сейчас же ничто не угрожает тебе, ничего плохого случиться не может, у тебя есть защитник.

— Отец уговаривает его жениться, он не хочет. Разве так бывает — брат сестру любит как женщину?

— Чем же ему помочь, Юленька?!

Прошлое наконец всё здесь, вместе с Аркадием, но оно какое-то иное: без боли, без обид. Из этого прошлого ей сюда только маму надо.

— Мама больна, у неё чернота под глазами, губы — бледные, я боюсь.

— Я хотел бы пригласить маму сюда, — тут же чувствует её желание Аркадий. — Но мы с тобой совсем перестанем быть вдвоём, мы должны будем всегда и везде быть втроём. Ты ведь понимаешь это?!

— Хорошо, я потерплю без неё, пока родится ребёнок. Но потом ты пригласишь её?

— Не я, а мы. Я буду очень рад жить с ней под одной крышей. Но сможет ли она вырваться? Судя по твоим рассказам, сейчас она там единственная рабочая сила, так ведь? — Юля кивнула. — Ну, и как же она сможет оставить такое огромное хозяйство? Вообще непонятно, как она одна справляется…

— Я тоже не понимаю. Мне почему-то не по себе, когда думаю о ней. Надрывается она.

— Ты пробовала просить отца нанять помощницу? Мой тебе совет: позвони отцу, скажи — на маме двойная работа, ты волнуешься. Судя по всему, он до вольно далёк от физического труда. — Аркадий поднёс ей трубку. — Набирай-ка номер, Юленька. Никогда не откладывай в долгий ящик то хорошее, что можешь сделать! Я выйду пока. Будет работница, мама станет свободнее, глядишь, и приехать сможет.

Отец отреагировал неожиданно. Юля ждала, закричит — «Не твоё дело», а он тихо сказал:

— Я тоже заметил, под глазами черно. Похоже, я совсем загнал её, — сказал он слово, которое часто повторялось в Юле. — Постараюсь кого-то найти. Ты права, доча. Вся твоя работа тоже на ней. Не пожалею денег.

Отец деньги жалел всегда. На них с матерью тратил лишь в дни рождений и 8 Марта. Да и в эти дни покупал только необходимое — одежду, обувь. Никаких излишеств. Аппаратуру и новый телевизор Бажен купил на деньги собственные. А у них с мамой их не было. Маме отец выдавал немного — на крупы, сахар, спички…

«Не пожалею денег» — что-то новое.

— Можно я ещё поговорю с мамой?

— Сейчас, доча, я схожу за ней, позову.