Японский гербарий - Уинифред Леннокс Страница 16
Японский гербарий - Уинифред Леннокс читать онлайн бесплатно
Зигни слегка подрумянила щеки, провела помадой по губам. Она надела любимые брючки из светлого льна, зеленоватую блузку и летние сандалии. Потом перекинула через плечо длинную ручку объемистой сумки с рукописью и вышла из дома.
Красный «фольксваген», на котором она приехала в Вакавилл, быстро домчал Зигни до библиотеки мистера Нишиока.
Японец уже ждал ее за массивным письменным столом, совсем не японским, а по-настоящему американским, покрытым зеленым сукном. Мистер Нишиока сидел с таким видом, будто знал абсолютно все ответы на любые вопросы Зигни.
На самом деле, он всякий раз готовился к встрече с Зигни. Однажды даже поймал себя на мысли, что сам себе кажется похожим на значительный кусок Японии, этакий остров древней страны. И на этом острове стало происходить удивительное — Гарри Нишиока мысленно воспроизводил события средних веков, углублялся в более ранние времена, отчетливо видел мельчайшие детали жизни, которая уже давно присыпана пеплом веков. Он совершенно отчетливо видел подкрашенные лица японок, замысловатые прически, простые стрижки, домашнюю утварь, застежки на платьях, обувь. Но ведь именно это интересовало Зигни, которая приезжала к нему на консультацию.
Американская сторона души — Гарри казался себе двусторонней медалью — тоже была удовлетворена. Принцип «время — деньги» исполнялся очень четко: Зигни заключила с ним контракт как с консультантом, а мистер Нишиока платил налоги, как законопослушный гражданин Америки с тех сотен долларов, которые получал за работу.
Всякий раз Зигни приносила с собой тонкий аромат холодных духов, и Гарри казалось, что точно так же пахнет океан зимой. Еще она приносила список вопросов, на которые он должен подготовить ответ к следующему приезду.
Он поражался, как глубоко эта молодая шведка проникает в суть японской жизни давно ушедших времен. В последнее время Гарри заметил и другое: на многие вопросы она находит ответы благодаря собственному опыту, приобретенному с Кеном. Японская поэзия чувственна — мистер Нишиока качал головой и улыбался — переводя ее, без собственного опыта не обойтись.
— Я сяду на свое любимое место? — спросила Зигни, поздоровавшись и улыбнувшись, но руки не подала. В первую встречу с Гарри она чуть не совершила ошибку — хотела подать руку, но вовремя опомнилась: японцы не любят рукопожатий.
— Конечно, Зиг.
Она уселась в кожаное кресло напротив окна, за которым виднелся все тот же сад камней. Она ни разу еще не подходила близко к этим камням, поскольку Гарри уверял — из кресла сад камней виден так, как должен быть виден.
— Ты не могла понять, откуда тут взялся речной олень? — без лишних слов приступил к делу Гарри. Он указал на строчку текста, оставленного Зигни в прошлый раз. — Трудно поверить, но приготовься, — он хитровато прищурил и без того узкие глаза, — это никакой не олень, а лягушка.
Зигни растерянно уставилась в темные щелочки на лице мистера Нишиока.
— Лягушка? Но она пишется совсем не так!
— Неважно. Однако ты еще больше удивишься, когда узнаешь, что речным оленем называют лягушку, а ее кваканьем японцы наслаждаются не меньше, чем трелями соловья.
— Значит, я должна это перевести примерно так:
— Браво, Зиг!
В темных глазах засветилось понимание, но Зигни в который раз уловила напряженное внимание этого человека, внутри которого, казалось, находится туго закрученная пружина, и неизвестно, позволит ли себе Гарри когда-нибудь ослабить ее. Но он ведь не может жить в таком напряжении всю жизнь?
Любопытство сжигало Зигни, и она попыталась хоть на дюйм проникнуть за эти глаза-щелки.
— Гарри, я что-то запуталась со шнурами в этих стихах, — начала она, желая выведать у консультанта хоть что-то о нем самом. — Здесь написано, что возлюбленные при расставании завязывают шнур…
— Да, так было в прежние времена. Когда, например, влюбленные расставались и хранили верность друг другу, они завязывали на себе шнур и не развязывали его до встречи. А развязать шнур означало совершить измену.
— Значит, изменить — это развязать шнур? А сейчас фраза и само понятие… имеют прежнее значение?
Лицо Гарри оставалось бесстрастным, но по затянувшейся паузе Зигни почувствовала, что задела что-то болезненное.
— Сейчас одеваются иначе, — сказал наконец Гарри. — Ты сама знаешь, Зиг, мы носим европейское платье.
— А шнур — ведь он может быть и на сердце?
Гарри пристально смотрел на нее.
— Ты справишься с переводом. Всех двадцати книг, девочка. Нет такой силы — ни силы любви, ни силы страха, которая остановила бы тебя. Даже тот, кого ты носишь под сердцем, не сможет этого сделать. — Он раздвинул тонкие губы — это не была американская белозубая улыбка, но она тронула Зигни гораздо сильнее. — Теперь ты похожа на повзрослевшую ханари.
Никогда больше Зигни не видела Гарри Нишиока. Через несколько месяцев он уехал из Вакавилла. Говорили, что в Японию, где давным-давно ждала его женщина, вышедшая замуж за другого мужчину, который теперь умер. Овдовев, она допустила до себя Гарри.
Стилдаун
Зигни закончила переводить первую книгу стихов, а через неделю у нее родились мальчики-близнецы. Казалось, радости не будет предела. Еще двое Стилвотеров появились на свет!
— Население Америки растет невероятными темпами! — ликовал Кен, когда ему сообщили, что он отец двух сыновей.
Но ликование было недолгим. Врач объявил, что у одного из новорожденных обнаружена болезнь Дауна.
Это было настоящим потрясением.
— Зигни, прости меня, Зигни… — Слезы текли по щекам Кена, когда он узнал страшную новость.
— Но за что? — Слабая улыбка осветила ее бледное лицо. — Ты ни в чем не виноват.
Она действительно так думала. Разве виноват Кен в той игре, которую затеяла природа? Так вышло, так распорядилась судьба и здесь нет виноватых. Она принимает детей такими, какие они есть. Это ее дети, она любит обоих, и они должны быть счастливы. И Зигни ни единой секунды не сомневалась в том, что ее мальчики будут счастливы, потому что она сделает для этого все.
Она сумеет переплавить свалившееся горе в радость.
Как определить силу страдания? Как ее измерить? В чем она выражается? В слезах, в крике? Почему то, что способно сломать одного человека, другого лишь укрепляет и возвышает? У Зигни не было ответов на эти вопросы, но она знала: жизнь такова, какой ты ее ощущаешь, какой принимаешь, какой видишь.
Кен с опаской наблюдал за женой и не понимал, почему она не кажется потрясенной или подавленной. Зигни, как и прежде, являлась воплощением спокойствия.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии