Уроки любви - Полина Поплавская Страница 16

«Сегодня же скажу маме, а завтра улечу», – бесповоротно решила Джанет и, почувствовав облегчение от возможности совершить хоть один поступок самой, подбросила в воздух остатки песка с ладони, и он вспыхнул маленьким фейерверком в последних красноватых лучах солнца.

* * *

Заехав на Боу-Хилл и забрав брата, всегда умилявшего ее своей бурно выражаемой радостью, Джанет отправилась к отцу, твердо уверенная, что это ее последний вечер здесь. По дороге Ферг развлекал ее такой дикой смесью языков – ибо целые дни он проводил в обществе разноязычных женщин, постоянно живших во флигеле Пат и с удовольствием занимавшихся смышленым малышом, – что она на время забыла все свои проблемы. В голубой гостиной, к ее удивлению, она застала обоих родителей.

– Я все-таки лучше поеду на студию, – Стив не прервал разговора даже при ее появлении, хотя и приветливо махнул рукой. – Говорят, оттуда ведутся какие-то передачи.

– Лучше просто позвони. Генри, наверное, сидит в посольстве безвылазно.

Стив кивнул, подбросил вверх Ферга, прижался головой к щеке Джанет и вышел из гостиной своими крупными бесшумными шагами, до сладкой боли напомнив девушке Милоша.

– Я думаю, что мне пора возвращаться. И бабушка ждет… Я хочу вылететь завтра, мама.

– Да-да, конечно. Только подожди до вечера. После восьми я сама завезу тебя в аэропорт, – Пат говорила как-то отвлеченно, словно была погружена во что-то совсем другое.

– А что случилось? – поинтересовалась Джанет, всегда обостренно чувствовавшая любые нюансы в голосах людей, даже не только близких.

– Танки в Москве. Военный переворот. И Стив хочет лететь туда.

– Ух ты! – Вот это была новость! Джанет еще три-четыре года назад не раз в бесконечных фантазиях перед сном представляла себе, как где-нибудь в Версале она, переодевшись юным виконтом-гвардейцем, спасает от разъяренной черни королеву и дофина, а потом… Потом… тайные встречи, безумные речи… – Я тоже полечу с ним!

Пат смерила дочь долгим холодным взглядом, под которым пыл Джанет заметно подостыл.

– И ты говоришь это серьезно?

– Конечно! – Джанет снова загорелась надеждой. – Ведь я буду с папой и…

– Удивительная инфантильность, – вздохнула Пат. – Иди уложи Фергуса и возвращайся домой, а я поговорю с Жаклин и тоже поеду на студию. Завтра я заеду за тобой около шести, так что будь готова.

– А папа?

Но Пат уже поднималась к Жаклин по узкой лестнице, змеей вившейся из центра гостиной.

Вернувшись на Боу-Хилл и быстро сложив вещи, Джанет бродила по пустынному дому матери. Часов до двух еще горел свет во флигеле, но погас и он, и девушка переходила из комнаты в комнату в молочных струях поздней августовской луны.

Здесь, в отличие от ноттингемского дома с его ночными вздохами, шорохами и скрипами, царила абсолютная тишина, завораживающая и одновременно гнетущая.

Джанет стало не по себе. Она спустилась в патио, где лепетал водопад и шептались листья. Прислонившись к стене шероховатого старого кирпича, Джанет, как во сне, представляла себе почти двести лет назад жившую здесь полуузницу-полукокотку, и почему-то ей стало жаль ее до слез. Луна стояла прямо над узким колодцем патио, обнажая каждую трещинку, каждый упавший лист, и Джанет вдруг ощутила, что серебряное кольцо Руфи до боли жжет ей палец.

– Господи, да что же со мной происходит?! – крикнула Джанет в черно-лиловое гулкое небо и бросилась обратно в дом. Ноги привели ее в кабинет Пат, где все же ощущалась более теплая атмосфера, чем в остальном – стильном, удобном, но каком-то неживом – пространстве. Забравшись с ногами в кожаное кресло, в котором поместились бы еще две такие тростинки, как она, Джанет стянула кольцо с пальца и в который раз стала рассматривать его. От кольца так и шел прерывистый жар, передававшийся ее рукам, когда к ним прикасался горячий металл. Словно пробуя, девушка стала прикладывать кольцо то к щекам, то к груди – и кровь, сгущаясь, запела, делая кожу еще прозрачней и тоньше, наливая грудь, взорвавшуюся пламенем вспухших сосков, а когда рука Джанет скользнула меж сжатых коленей, то словно огненный столб начал медленно подниматься в ней, своими жадными языками захватывая и ноги, и бедра. Джанет даже застонала, раскинувшись в кресле, безвольно разжав вспотевшие ладони, – и кольцо выпало из руки, с глухим стуком покатившись по идеально гладкому деревянному полу в пятнах света и тьмы. И наваждение мгновенно отпустило Джанет, оставив лишь слабую боль в сосках.

Полчаса она методично обшаривала каждый квадратик розоватого паркета, изготовленного из тех могучих деревьев Небраски, в которых трудно узнать изменившийся под влиянием климата обыкновенный дикий шиповник, – но кольцо исчезло. В отчаянии Джанет в десятый раз поднимала ковер, передвигала тяжелый стол и исследовала самые сокровенные складки необъятного кресла – все безрезультатно. Оставались еще стоявшие в ряд у южной стены узкие застекленные шкафы, которые Пат купила на каком-то дорогом аукционе и которые напоминали Джанет старинные бокалы для шампанского, еще не широкие и плоские, а порывом стеклодува устремленные вверх. Просунуть руку под их темные животы на толстых львиных лапках не представлялось никакой возможности, и, вздохнув, она принялась по очереди отодвигать их от стены. Потревоженные стеклянные дверцы возмущенно звенели, норовя открыться и ударить Джанет по плечу, но, охваченная отчаянием, поскольку оставался всего лишь один непроверенный шкаф, девушка не замечала падавших на пол книг, старых блокнотов и папок, педантично сохраняемых Пат. Главное – найти кольцо, от которого, как ей теперь казалось, зависел исход ее любви к Милошу. Поиски превращались в работу души, а не тела – и она была вознаграждена: под последним шкафом Джанет нашла его – опять холодное и словно потускневшее.

– У-у-у! – Девушка села посередине вороха бумаг и кое-как выдвинутых шкафов, отдуваясь и пытаясь таким образом убрать упавшие на лицо волосы. Кольцо легло на палец как влитое, и она сразу же почувствовала, как неодолимо хочет спать. Но привычка все оставлять после себя в таком виде, в каком оно существовало до ее появления, ненавязчиво, но прочно воспитанная в ней Селией, взяла верх. То и дело поправляя падавшие на глаза кудри, Джанет пыталась определить, что откуда выпало. Увы, некоторые листки лежали совершенно одиноко, а ветхая лента, перевязывавшая какие-то пожелтевшие и потертые на сгибах конверты, и вовсе лопнула, веером рассыпав свое содержимое по комнате. Кое-как разобравшись с остальным, Джанет принялась за письма, оставив их напоследок как самое легкое – сложить в нужной последовательности по штемпелям и засунуть в тот шкаф, в котором зияло явно предназначенное для них пространство.

Складывая письма по выцветшим датам, Джанет с удовольствием смотрела на чрезвычайно изящный и одновременно экспрессивный почерк, которым были надписаны конверты, адресованные маме откуда-то из Голландии в далеком семьдесят четвертом году.

«Надо же, с кем это мама могла так бурно переписываться, кроме папы, когда у них уже должна была появиться я? – удивилась Джанет, поскольку письма были датированы буквально каждым днем, и почерк явно принадлежал мужчине. – Неужели еще одна тайна? Ну да, сначала папа, а теперь, конечно, и мама. Разумеется, у нее не могло не быть какого-нибудь пылкого поклонника, который обожал ее даже тогда, когда она вышла замуж и собиралась родить младенца. И это очень круто! Жаль, что мама никогда не говорит со мной о таких вещах, надо будет непременно как-нибудь вытянуть из нее всю эту историю. – Джанет продолжала складывать письма, заметив, что к концу декабря почерк несколько изменился, словно стал мягче. – И значит, не так уж и наплевать ей было, раз она не выкинула их, а так аккуратно сложила и хранит до сих пор. – Вот несчастье! – почти вслух пробормотала Джанет, чувствовавшая, что не вынесет еще одной новой тайны, грозившей прибавиться к другим, и так окружившим ее душной стеной. – И ведь видно, что письма читаны не по разу, вон тут какие-то царапины, а тут пятна… как от слез! И тут, и тут… Нет, это невыносимо! – И после долгой борьбы с железным табу воспитанного человека относительно чужих писем Джанет сдалась. – Ведь это было так давно, и теперь никому не может причинить ни зла, ни стыда… А потом, когда я выйду замуж и у меня тоже будут дети, я непременно расскажу маме об этом своем поступке, и мы вместе посмеемся… Я прочту одно, только одно письмо!» – И девушка быстро раскрыла первый попавшийся конверт.