Любовные хроники: Флинт Маккензи - Эйна Ли Страница 16

— Чтобы достичь такого взаимопонимания, вероятно, потребовалась уйма лошадиного ума, — ехидно заметила Гарнет.

— И моего терпения, — ответил Флинт. — Но я люблю поболтать с Сэмом, и мы неплохо знаем привычки каждого.

— Меня укусила змея. А вы, мистер Маккензи, я вижу, перегрелись на солнце. — Гарнет вздохнула и снова привалилась к спутнику.

— Вы недурно пахнете, вдовушка Скотт, — прошептал он ей на ухо. — Всю дорогу наслаждался. Употребляете что-то вроде сногсшибательной восточной туалетной воды?

— Разумеется, нет. Я пользовалась розовым маслом. Но мой флакон остался в фургоне. Вы же знаете, я потеряла все, кроме нескольких вещей, которые уложены в ваших седельных сумках.

— И уж точно сохранили свой запах. Пахнете почти как розы, которые мама разводила в саду, и еще как…

— Как что? — Гарнет посмотрела в его сапфировые глаза — колебание Флинта подхлестнуло ее любопытство.

Он опустил взгляд на губы спутницы.

— Как женщина. — От его хриплого голоса по спине у Гарнет побежали мурашки. — Вы, рыжая, просто умопомрачительны.

Несколько секунд их лица находились рядом, потом, чтобы не поддаться искушению, Гарнет быстро отвернулась, откинулась назад в кольце его рук и попыталась расслабиться. Но на этот раз успокоиться оказалось нелегко. Слова Флинта продолжали звучать в ушах и, как любовное зелье, будоражили кровь. Мужчина был великолепен, и для того, чтобы противостоять его обаянию, потребовалось больше воли, чем ей казалось раньше.

Она улыбнулась, поняв, что Флинт не может видеть ее лица. Розовое масло! Еще одна вещь, которую он любит. К тому же постоянно называет ее рыжей — об этом тоже не стоит забывать.

Жаркое из говядины… розовое масло… рыжие волосы… Для мужчины, утверждающего, что не желает связывать свою жизнь с женщиной, список растет подозрительно быстро.

До самого перевала они продолжали ехать в полном молчании. Наконец Флинт натянул поводья и спешился.

— Надо дать Сэму немного отдохнуть. — Он помог Гарнет спуститься на землю. — Вон там, внизу, Команч-Уэллс.

С нескрываемым удивлением Гарнет взглянула в долину, где, точно оазис в пустыне, пестрели дома и постройки. Природа устроила так, что на всем плоском пространстве не было ни скалы, ни холмика, а добродетельные горожане еще добавили местности наготы: за исключением убегавших на мили в обе стороны телеграфных столбов, снесли все деревья, кактусы, кусты, уничтожив даже полынь. И город превратился в природную цитадель — ни человек, ни зверь не смог бы подойти к нему незамеченным.

— Сколько здесь жителей? — спросила Гарнет.

— Что-то около пары сотен. По крайней мере было столько, когда я проезжал здесь в последний раз. Не считая обитателей соседних ранчо. Можете послать оттуда телеграмму в Санта-Фе или сесть в дилижанс.

— И надолго вы в город, мистер Маккензи?

— Скорее всего дня на два.

Нужно было быстро что-то придумать. Срок невелик — два дня, — чтобы разработать и осуществить план, благодаря которому он взял бы ее с собой.

— Пора ехать. Я подсажу вас на Сэма. Вы сможете держаться на лошади без помощи?

— Я хотела бы тоже прогуляться, — ответила Гарнет. — Не возражаете?

— Сэм уж точно не возражает. Только смотрите под ноги. — Они бок о бок начали спускаться по ведущей в долину тропе. Подойдя поближе к городу, Гарнет внезапно обнаружила вместо речушки, которая, как ей казалось, здесь протекала, колею, набитую бесчисленным количеством фургонов, повозок и дилижансов, сновавших взад-вперед.

— Где же они берут воду? — спросила она, оглядывая бесплодную долину.

— Город построен на естественном природном источнике. Некоторые жители вырыли собственные колодцы, но большинство пользуются общественным — на центральной площади. Двадцать пять лет назад здесь были сплошные леса и излюбленное место команчей, где они набирали воду. Но потом бледнолицые надумали построить город. После нескольких нападений индейцев они поумнели и вырубили все, что росло вокруг. А без прикрытия команчи бессильны против ружей. И в конце концов они смирились.

— Вы хотите сказать, индейцев согнали с этих земель? Это так же отвратительно, как то, что после войны сделали с южанами богатые янки.

— Знаете, леди, у нас большая страна. Всем хватает земли. И вовсе незачем убивать друг друга. А если считаете иначе, вспомните, что случилось с людьми из каравана. — Флинт натянул поводья и пошел вперед.

Новые дома в городе были построены из камня и самана, а старые, деревянные, хранили следы двадцатипятилетней непогоды — палящего солнца и дождя. Флинт остановился у деревянного беленого строения. Прикрепленная к балкону второго этажа вывеска гласила, что это гостиница.

Флинт открыл сумки и достал одежду Гарнет.

— Полагаю, здесь мы с вами расстанемся. — Он подал сверток и две золотые монеты по десять долларов. — Этого хватит расплатиться за комнату, купить себе платье и билет на дилижанс.

— Ваших денег, мистер Маккензи, я не возьму, — запротестовала она.

Проводник улыбнулся и вложил ей золото в ладонь:

— Здесь не много. Я хотел бы дать вам побольше.

— Вы и так сделали для меня очень много. Просто сказать спасибо — значит ничего не сказать. — Явно смущенный, Флинт оглянулся, и Гарнет захотелось его обнять, чтобы снова почувствовать прикосновение его рук. Но вместо этого она только прикоснулась к его ладони. — Я обязана вам жизнью.

Их взгляды встретились, и несколько минут они пристально смотрели друг другу в глаза.

— Никто никому не обязан жизнью. Жизнью и смертью распоряжается только судьба.

— Судьба! — От удивления глаза Гарнет расширились, и она едва не подскочила. — Неужели вы тоже верите в судьбу?

— Да… Думаю, что так, — едва слышно промолвил Флинт. — Теперь, рыжая, вам придется заботиться о себе самой. — И взяв Сэма под уздцы, повел его к конюшне.

Гарнет провожала его глазами, пока он не скрылся из виду, потом повернулась к гостинице. Пожав плечами, молодая женщина тяжело вздохнула и пошла по дощатой мостовой.

Большую часть холла занимала ведущая на второй этаж лестница, покрытая ковром. Из-за боковых дверей доносилось треньканье расстроенного фортепьяно. У стойки жарко спорили двое мужчин. Гарнет было повернула направо, но, оказавшись в насквозь прокуренном баре, сморщила носик, вернулась в холл и устроилась на красном бархатном стуле, которых было здесь с полдюжины. Невольно прислушиваясь к разгоряченным словам, она с нетерпением ожидала окончания перебранки.

— Сколько раз я тебя предупреждал, Уоллес, не смей показываться мне на глаза в пьяном виде. А сейчас убирайся и не вздумай появляться здесь опять! — кипятился коротышка-крепыш, сопровождая свои слова клубами дыма из зажатой в зубах сигары.