Поцелуй на берегу - Кристин Лестер Страница 16

А на самом деле у нее никого нет. И ничего. Она одна. Абсолютно одна. Так что же делать?

А может, пойти к Люку и сказать: «Я солгала маме, что ты мой жених, и поэтому отказалась от наследства. Но у моего прапрадедушки где-то спрятаны миллионы золотом, может, поищем? Но имей в виду, все, кто этим занимался до нас, плохо кончили».

Хорошенькое дело. Люк покрутит пальцем у виска, скажет, что это ее проблемы, и уйдет прочь, на этот раз навсегда.

Николь вздохнула: а ведь он классно целуется! Хотя это, безусловно, не может служить поводом быть вместе, но…

— Николь! — раздался из-за двери голос матери. — Николь, к тебе пришел Берт.

— Ко мне? — искренне удивилась она.

— Да! Спустись вниз, мы ждем тебя в гостиной. Это важно.

Так-так, подумала Николь. Если мама не прислала горничную, а не поленилась подняться наверх сама, значит, дело действительно важное. Интересно, она уже успела сказать Берту про отказ от наследства или желает предоставить мне возможность самой преподнести эту новость? Скорее всего, она не утерпела.

Николь вышла из комнаты, преодолела несколько ступенек лестницы и остановилась. Посреди гостиной стоял Берг Голдфилд в смокинге, белой рубашке, начищенный и идеальный до такой степени, что даже манекен из магазина свадебных принадлежностей не мог тягаться с ним. В руках он сжимал огромный букет. Увидев Николь, в недоумении замершую на лестнице, Берт подался вперед, неловко оступился и поспешно выдал:

— Я пришел к вам. Это… очень важный разговор. Николь… Я хочу, чтобы вы выслушали меня.

Она молчала.

— Вы можете уделить мне минуту-другую?.. Ах да! — Он спохватился и протянул ей букет. — Это вам.

Николь продолжала молчать, нарушая все правила приличия: ей следовало хотя бы поблагодарить его за цветы.

Все понятно. О том, что обычно следует за подобными жестами, можно было даже не гадать. Она только одного не могла понять: как у него хватает наглости делать ей предложение, если они ни разу даже не поцеловались?! Да что там не поцеловались, даже не подержались за руки! Такое было возможно разве что в стародавние времена, когда девушка лишь накануне свадьбы узнавала имя своего жениха. И вдруг, вспомнив свою высокопарную речь, произнесенную перед Люком в первый вечер знакомства, Николь невольно рассмеялась.

Сандра и Берт по-своему поняли этот смешок. Сандра проглотила неожиданный ком в горле, а Берт приосанился и заулыбался: девушка смущена, она конечно же догадывается о том, что он хочет ей сказать, и не может скрыть нахлынувших радостных чувств.

Николь все так же молча прошла в комнату и устроилась в любимом отцовском кресле, откуда открывался самый выгодный обзор, и в то же время само оно стояло в самом уютном углу.

Берт немного растерялся. Сандра поспешно сказала:

— Ну что же ты, Николь, не предлагаешь нашему гостю присесть? Мистер Голдфилд, устраивайтесь, сейчас принесут кофе.

— Спасибо. — Берт улыбнулся Сандре самой доброй из своих улыбок. — Но я прежде хотел бы сделать то, к чему давно стремился.

— Прямо сейчас? — вдруг спросила Николь.

Сандра и Берт уставились на нее.

— Что ты имеешь в виду? — строго сказала мать.

— Нет, мистера Голдфилда привела в Бостон благородная цель вернуть нашей семье деньги. Мама, вы, верно, уже беседовали на эту тему.

— Немного, — уклончиво согласилась Сандра.

— Ну и… сейчас мистер Голдфилд заявил, что хочет сделать то, о чем мечтал давно, вот я и подумала… Нотариус-то ушел час назад.

— Николь!.. Мистер Голдфилд, простите ее, моя дочь иногда становится… невыносимой.

— Ничего страшного. — Берт вымученно улыбнулся. — Тем более что пришел я не совсем за этим. Я с удовольствием верну эти деньги вашей семье сразу после того, как… — Он сделал выразительную паузу.

— Что?! — хором спросили мать и дочь, только одна с надеждой, а другая с издевкой.

— Как только буду иметь честь получить согласие вашей дочери, миссис Монтескье, на мое предложение руки и сердца.

Сандра театрально ахнула, изображая крайнее удивление и радость (хотя Николь была уверена, что эти двое обсудили все заранее), а Берт опустил глаза, покорно ожидая приговора.

— Руку и сердце? Любопытно, — с новой откровенной издевкой произнесла Николь. Сейчас она повеселится, глядя на то, как этот аферист начнет выкручиваться. — Берт, дорогой, а вы знаете, что наш брак невозможен?

— Почему? — так же хором спросили Сандра и Берт.

Николь задумалась: как бы подоходчивее объяснить?..

— Ну разве что вы действительно соберетесь отдать те миллионы, которые мой прапрадед умудрился свистнуть у своих детей. В противном случае я нищая. А брак между нищенкой и наследником именитого рода никогда не приветствовался. Это первая причина.

Берт сидел открыв рот.

Неужели не успела? — подумала Николь про мать и тут же заговорила снова:

— А вторая причина — вы любите другую.

— К-как? — испугался он. — Что вы имеете в виду?

— Вы любите Лили. Я-то вам зачем?

— Подождите, ничего не понимаю. Объясните мне сначала про деньги. При чем тут нищая? Кто что у кого свистнул?

Николь прищурилась:

— Все вы понимаете. Мне даже кажется, что гораздо больше, чем я. Только брак этот вам невыгоден: вы не преуспеете, а потеряете.

Сандра с восхищением переводила взгляд с гостя на дочь и обратно, но молчала.

— Вы, кажется, не совсем поняли меня, — гордо ответил Берт после небольшой паузы. — Я не собираюсь ни от чего выигрывать. Я искренне желаю отдать вам то…

Ого! — подумала Николь. А папа-то был прав! Ему нужны не мои деньги, а деньги полковника. Берт конечно же знает, что я от всего отказалась (может, поэтому и прибежал так поспешно, прямо после нотариуса, чтобы таким образом доказать чистоту намерений). Потом он женится, потом начнет официальную охоту за денежками, а потом бросит меня. Да он и раньше бросит ради Лили, у них, судя по всему, серьезный роман…

— …что были должны мои предки!

— Мистер Голдфилд, — сказала Николь, не мигая глядя ему в глаза, — я, конечно, высоко ценю предоставленную мне честь стать вашей женой, но, пожалуй, позволю себе взять некоторое время на раздумья.

— Но почему? — искренне удивился он.

— Как раз по названной второй причине.

— По второй?

— Да. Не забывайте о ее существовании.

— Но это чушь!

— Чушь? Вы называете мои слова чушью? — Такого высокомерия в собственном голосе Николь не слышала никогда.

— Простите меня, — смутился Берт. — Я не то имел в виду… в общем, простите. Как вам будет угодно.