Идеальный герой - Виктория Коннелли Страница 16

Бежать со всех ног в Уэнтуорт-хаус за «Доводами рассудка» следовало, разумеется, вовсе не Джемме, но она сорвалась с места прежде, чем Тереза успела что-то сказать. Годился любой предлог — лишь бы улизнуть со съемочной площадки и хотя бы на время отсрочить неизбежное.

В гостинице она к тому же застала Адама. Он даже проводил ее обратно до Кобба, всячески поддерживая в ней бодрость духа, и вообще был очень любезен.

Джемма поднялась по лесенке в один из фургончиков, приспособленный под гримерку, села на стул, который с недавних пор звала «экзекуторским креслом», и предоставила гримеру перевоплощать ее в барышню девятнадцатого столетия.

«До чего же абсурдное занятие», — думала Джемма.

Она привыкла обходиться почти без косметики, и вмешательство чужих рук, вооруженных тампонами, кисточками и карандашами, порой нагоняло на нее страх.

Бет, наоборот, упивалась процессом. Она обожала всевозможные формы проявления к себе внимания и, если считала, что его недостаточно, немедленно начинала возмущаться.

— Разве туши не маловато? — придирчиво всматривалась она в зеркало расширенными от деланого ужаса глазами.

— Ты играешь Луизу Мазгроув в «Доводах рассудка», — рассмеялась Софи, — а не Салли Боулз в «Кабаре»[6]!

Джемма незаметно улыбнулась. Бет уже получила от Терезы нагоняй за ярко-алую помаду. Они почти отсняли одну из сцен, когда режиссер обратила внимание на цвет ее губ и от злости разошлась не на шутку.

С гримом наконец покончили — настал черед костюмов. Они выглядели так прелестно, что невозможно было не влюбиться в них и не попытаться украсть, особенно если ты фанатка Джейн Остин, кем и считали себя Джемма и Софи. Так необычно казалось после джинсов облачиться в платье! Многие ли женщины в наши дни по-прежнему носят что-нибудь милое и утонченное? Ткани для нарядов были выбраны самые изысканные; единственное неудобство состояло в том, что такая одежда совершенно не защищала от холода и съемки на продуваемом всеми ветрами Коббе оборачивались для актрис бледной гусиной кожей.

«Но роль состоит не только из грима и костюма, — размышляла Джемма. — Нужно еще вжиться в образ».

После звонка агента, сообщившего, что она получила роль Энн Эллиот, Джемма пустилась в пляс, потом схватила книжку и прочитала ее вдоль и поперек. Вот тогда-то ею и овладела паника. Представлять на экране Энн Эллиот означало огромную ответственность перед зрителями. Многие считают ее лучшей героиней Джейн Остин — бескорыстной, преданной и сострадательной. Есть и такие, кто видит в ней саму писательницу, тем более если учесть, что «Доводы рассудка» стали последним ее романом. Она писала его, будучи уже смертельно больной, и самые пылкие ее поклонники чувствуют, что в этом произведении они как нельзя ближе соприкасаются с горячо любимым автором.

«„Доводы рассудка“ покоряют своей честностью и простотой. В них нет ни избыточности „Гордости и предубеждения“, ни испорченности „Эммы“, но это ничуть не умаляет достоинств романа», — думала Джемма.

Сама она любила эту книгу в первую очередь из-за Энн.

«Любой читатель обязательно проникнется переживаниями героини, ведь кто из нас не страдал из-за утраченной любви? Всем кто-нибудь разбивал сердце, все мы совершали ошибки, — рассуждала она. — Вот почему каждому легко поставить себя на место Энн».

Словом, вдруг Джемма не понравится почитателям Джейн? Что, если она их разочарует? Если они не поверят, что она и есть Энн? Джемма не хуже всех прочих знала, до чего досадно бывает зрителям, когда актеры в экранизациях литературных произведений не оправдывают ожиданий. В этом и состоит главная проблема постановки широко известных произведений. Люди настолько досконально их изучили, что представления о том, как следует изображать того или иного персонажа и как он должен выглядеть на экране, зачастую просто непоколебимы.

«Мне дела нет до того, что он красавец, — рассуждает подобный борец за правду, — но лично я не так вижу мистера Дарси».

«А прическа! Вы видели прическу Фанни Прайс[7]? И о чем они только думают?»

Джемма вздохнула. Экранизация классического романа — это как минное поле, и браться за роль в таком фильме зачастую означает накликать на свою голову мыслимые и немыслимые несчастья.

Она встала, с сожалением покидая относительное тепло микроавтобуса. Снаружи на нее тут же налетел пронизывающий порыв ветра, безжалостно трепля подол тонкого муслинового платья. Джемме оставалось уповать на то, что легион будущих зрителей фильма не освищет ее игру.

Прячась от ветра за поворотом мола и ожидая, пока ее не вызовут, Джемма заметила идущего мимо черноволосого парня — того самого, что смотрел на нее в баре «Трех пальм». Она еще от него отвернулась…

— Привет, — поздоровался он.

Джемма кивнула в ответ.

— Не холодно? — спросил парень. — С виду вроде зябнешь.

— Ничего, спасибо, — вежливо сказала Джемма, надеясь, что разговорчивый незнакомец пойдет по своим делам.

Тот, впрочем, и не думал уходить.

— Такое платьице не согреет, — заметил он.

— Да, — согласилась Джемма и покраснела, заметив, что он смотрит на ее декольте.

— Роб! — заорал кто-то на другом конце Кобба. — Давай-ка дуй сюда!

— Нет мира нечестивым[8], — пожал плечами парень и пропал с глаз так же быстро, как и появился.

У Джеммы осталось впечатление, что он и правда нечестивец, хотя очень симпатичный.

На съемочной площадке Адам всегда чувствовал себя немного лишним. Начать с того, что он на самом деле был там не очень нужен. Никто не спрашивал его мнения о том, как снимать тот или иной эпизод, и если возникали затруднения по поводу сценария, по этому вопросу всегда обращались к Терезе. Но Адам не имел ничего против. Ему нравилось оставаться на заднем плане, и он мог спокойно наблюдать за всем, что творится на площадке. Он любил киношную суматоху, и волнение во время бесчисленных дублей нисколько не уменьшалось с годами. После стольких экранизаций он по-прежнему ощущал новизну процесса. Например, Кобб для нынешних «Доводов рассудка» существенно преобразился. Вдоль него выстроились передвижные буфеты, фургоны для актеров, заполненные костюмами и гримом, автобусы, забитые мотками кабеля, операторские тележки «долли» с камерами, и в довершение всего сам мол вместе с несколькими улицами оказался обмотанным кордонной лентой. На ней висели таблички с извинениями за временные неудобства. В две тысячи шестом, когда в Лайм-Реджисе снимали предыдущую киноверсию «Доводов рассудка», Адам был занят на других съемках в Шотландии и просто скрипел зубами оттого, что не мог сюда попасть. Теперь он словно вернулся в прошлое и торжествовал, упиваясь неразберихой, которую сам же заварил, написав однажды новый сценарий по роману.